Если он хотел меня утешить, то получилось неважно — я вспомнила свои опасения после рассказа Равендорфа и напряглась еще больше.
— Звучит жутковато.
— Почему?
Потому что наркотическая одержимость — это не здоровые чувства. Между любовью и жаждой обладания пропасть.
— А если я захочу уйти?
В книгах иногда пишут “его лицо стало белым, как полотно”, но я всегда считала это художественным преувеличением. Оказалось, что нет — так действительно бывает. Дэмиан буквально побелел. Лежащие на моей талии руки закаменели.
— Ты хочешь уйти? — напряженно уточнил он.
Меньше всего на свете мне хотелось расставаться с ним. Но я должна была знать точно.
— Нет. Но если вдруг захочу, что тогда?
— Мы женаты по древнему обряду. Такие браки не расторгаются.
— Но жить-то можно и отдельно, — я понимала, что это звучит жестоко, что мои слова причиняют ему боль. И все равно не останавливалась, потому что это было важно: чтобы он сказал это сейчас. Чтобы признался, кем видит меня в своей жизни. — Если я захочу расстаться, что тогда? Ты меня запрешь? Станешь удерживать силой?
Наверное, кто-то назовет меня дурой. Упрекнет, что зря мучаю себя, Дэмиана. Я ведь люблю его, ревную, отчаянно боюсь потерять и категорически против чтобы он даже в мыслях заглядывался на других…
Но у меня перед глазами пример матери. Возможно, она тоже когда-то любила императора…
— Нет, — глухо отозвался Дэмиан после паузы. — Силой не стану… Я попробую убедить тебя. Слушай, мы ведь только поженились, наш брак благословила сама Богиня, я готов порваться на сто маленьких демонов, лишь бы тебе хорошо было. Зачем тебе уходить?
— Мне важно знать, Дэмиан. Если убедить не получится, что тогда? Ты меня отпустишь?
Демон закрыл глаза и тяжело выдохнул сквозь зубы. Его лицо превратилось в алебастровую маску — пугающую и безжизненную.
— Отпущу, — с дикой тоской в голосе сказал он. — Не знаю, как буду жить без тебя… Но отпущу.
Я облегченно выдохнула, чувствуя, как напряжение и страх исчезают без следа. Любит. Все-таки действительно любит.
— Да не собираюсь я тебя бросать! — попробовала обнять его, но это было все равно что обнимать каменную статую. Дэмиан был напряжен, как натянутый лук, и мне показалось, что вместо кожи под пальцами я ощущаю мелкий узор чешуек. — Прости, но я должна была спросить! Дом, из которого нельзя уйти, превращается в тюрьму, понимаешь?
Он, наконец, выдохнул и со стоном ткнулся мне в плечо.
— Проверка, да? Дерьмо, не делай так больше. Мне больно даже думать, что тебя может не быть рядом.
— Не буду, — пообещала я, прижимаясь к нему. — Больше никогда.
Попыталась легонько чмокнуть в щеку, но муж оставался все таким же мрачным.
— Ну пожалуйста, не злись.
— Ты меня в могилу вгонишь, — он медленно выдохнул, словно выпуская напряжение. И, наконец, обнял меня в ответ. — Опять твои тараканы?
— Вроде того, — я уютно устроила голову у мужа на плече и подумала, что никогда не захочу уйти от него, если только он не станет другим. — Не злишься?
— Нет, — он поцеловал меня в макушку. — Я знал, что ты с прибабахом — сам такую выбрал. Но ты только что потопталась по моей любимой мозоли.
— Ох-х-х… — я растерялась. Признание своей уязвимости это так не похоже на Дэмиана. Он даже когда при смерти лежал делал вид, что все отлично, никаких проблем.
А потом я вспомнила, что его мать развелась с Андросом ди Небиросом сразу после рождения Дэмиана. И он ни разу не упоминал о ней, как будто ее просто не было в его жизни, как будто она умерла. Не отсюда ли растет его одержимое желание полного контроля?
Если так, то я действительно надавила на любимую мозоль мужа. От души так надавила, потопталась, как он сам сказал.
— Прости, я больше не буду. Честное слово.
— Прощаю, — он склонился над ухом, обжигая кожу горячим дыханием. — Но теперь мне хочется тебя отшлепать, чтобы не надумывала.
По телу пробежала дрожь предвкушения. С того раза в игровой комнате Дэмиан не шлепал меня. Даже не связывал ни разу, если забыть про ночь, когда он украл меня с вечеринки. Наши отношения как-то сами собой ушли от игр в доминирование и подчинение в сторону “сладкой ванили”.
Но если я скажу, что не хотела чего-то острее, то совру. Хотела. И боялась.
Нет, не секса в наручниках и не боли. В том, что Дэмиан будет чутким, и мне все понравится я не сомневалась. Но в душе жил страх, что игры с доминированием и подчинением перетекут из закрытой комнаты в жизнь. А я на это не согласна, категорически.
Поэтому когда Дэмиан намекал на что-то подобное, я всегда говорила “нет”. Он не настаивал.
— Помнится, ты задолжала мне желание, — задумчиво, словно рассуждая вслух, продолжал демон.
Желание? Я? Когда?
Ах да! В ту самую ночь, когда я признала, что он нравится мне. Когда мы впервые стали по-настоящему близки. Он привязал меня и мучил, не давая кончить, пока я не пообещала ему желание. Что угодно, любой каприз. Но Дэмиан же не станет заставлять меня делать что-то неприятное?!
— И чего ты хочешь?
— Сейчас узнаешь.
Одно движение, я даже пискнуть не успела, как оказалась связана магией и распята на столе. Демон склонился надо мной, ноздри его хищно раздулись, в глазах заплясал безбашенный огонек, а в движениях появилась та самая неторопливая властность, которая меня безумно заводила.
Пальцы погладили щеку, очертили линию скулы, губ.
— Так уже лучше, но все еще слишком много одежды, — выпущенные когти чуть кольнули кожу, и я вскрикнула от неожиданности.
Треск ткани, стук отлетающих пуговиц, и я осталась лежать полностью обнаженной.
— Эй, это было мое любимое платье!
— Я куплю тебе новое, — пообещал Дэмиан. — Десять, двадцать новых.
Под его жадным взглядом мое возмущение отступило, сменяясь возбуждением. Я поняла, что хочу продолжения — неважно каким оно будет.
В конце концов, я действительно задолжала ему желание.
— Чувтствую себя каким-то экзотическим блюдом.
— Так и есть, принцесса. Ты — мой десерт сегодня.
Демон отошел. Я услышала шорохи, позвякивания, и завертела головой, пытаясь рассмотреть, что он там делает.
— Не подсматривай! — строго сказал демон, и завязал мне глаза обрывком платья.
В темноте стало другим. Более острым, пряным, волнующим. Возбуждение и ощущение беспомощности. Предвкушение и легкий холодок страха. Я чувствовала спиной и ягодицами полированное дерево стола. Соски затвердели и чуть ныли, упрашивая о прикосновениях, низ живота налился теплом, но раздвинутые и привязанные ноги не давали стиснуть бедра…
