Все было уже позади, и он, Уильям Буллит, возглавил американский дипломатический корпус в России. Он прекрасно понимал тяжесть возложенной миссии и свою ответственность. В его задачи входило составить как можно более полное и точное представление об СССР, обо всем, что происходит вокруг. Неточность могла слишком дорого стоить. На кону судьбы целых стран и народов и, возможно, будущая война, удастся ли ее предотвратить?
В Германии между тем вовсю царил фашизм.
Он, Уильям Буллит, обязан был все держать под контролем, в силу своей дипломатической миссии, и не только политику. В том числе знать, что происходит в культуре и умонастроениях советских граждан.
В России писатели традиционно были более значительными фигурами, чем где-либо в мире. Толстой и Достоевский являлись при жизни людьми, к чьему мнению прислушивались даже цари и правящие круги. Сегодня в Советской России на самом верху пьедестала находился Горький, фигура титанической мощи и влияния. Хотя он уже сдавал в силу возраста и старости, но все равно его почитали и уважали. Сам Сталин вознес его на вершину советской литературы, и негласно Горький носил титул писателя номер один. Но это не значит, что не было других литераторов, интересных и талантливых.
При слове «писатель» он вспомнил покойного Джона Рида и его супругу Луизу, которая впоследствии стала его, Буллита, женой. Но она так и не смогла до конца полюбить его, словно навсегда оставшись в том времени, когда они с Джоном были в самой гуще революционных событий.
«Десять дней, которые потрясли мир» и тот отрезок жизни, когда она находилась рядом с Ридом, всегда жили в ее сердце. Это была запретная зона, куда она его не пускала, ревниво ограждая свою молодость от его, Буллита, посягновений. Тогда многими владело чувство, что в мире можно многое изменить, нужно лишь хорошо постараться.
Возможно, такой порыв свойственен молодости. Позже все куда-то уходит. И навсегда.
Он встретил Луизу в Париже. И этот дивный волшебный город был самой роскошной декорацией их любви. Он все-таки хотел верить в то, что она любила его, не обманывала и не обманывалась сама.
Париж 20-х годов был пропитан джазом, лихорадкой веселья, которое не должно было затухать ни днем, ни ночью. В моде было праздное времяпровождение, бесконечные вечеринки, вино, лившееся рекой; после него оставалось похмелье, разбитые надежды и привкус исчезнувшего мгновения, которое уже не вернется. Все было непрочным, зыбким, неустойчивым.
Париж действительно напоминал, как выразился его друг Эрнест Хемингуэй, «праздник, который всегда с тобой».
Он поддался очарованию Парижа, но ведь для любого политика мир обязан рано или поздно обрести очертания порядка, политика не могла базироваться на шатком фундаменте чувств и хаоса. Одна его часть тосковала по парижским дням, другая призывала к хладнокровию и собранности. Но Париж все же навсегда облюбовал себе уголок в его сердце, и он нет-нет да предавался ностальгии, пускаясь вплавь по опасным лабиринтам молодости.
Он вспомнил общение с Зигмундом Фрейдом; после того как его брак потерпел крушение — хотелось разобраться в себе, своих мыслях и чувствах. Буллит поехал в Вену к знаменитому психоаналитику. Сначала он был его клиентом, но из этого общения впоследствии родилась дружба и литературное сотрудничество. Их захватила идея написать психологический портрет американского президента Вудро Вильсона, однако практическая реализация этой идеи растянулась на долгие годы.
Уильям вернулся мыслями к литературе. Писатели всегда больше чем писатели. И не только в России. За каждым талантливым писателем стоит некая эманация его идей, шлейф от которых можно без труда найти в истории, культуре, обществе. Он внимательно присматривался к Михаилу Булгакову; этот писатель казался ему чем-то похожим на друга его молодости Фицджеральда.
Ему как дипломату нужна была картина происходящего, того, что уже свершилось или вот-вот произойдет.
Всех беспокоил Гитлер. Никто не знал, что будет дальше, и многие боялись об этом думать. Буллит считал, что Америка должна вносить более весомый вклад в политику, быть в фарватере европейских и мировых событий…
Он работал с Рузвельтом во время его предвыборной кампании и поэтому ждал награды за свою работу. В то время другой популярный бизнесмен, возомнивший себя политиком, настойчиво прокладывал себе и своим сыновьям дорогу на политический Олимп. И ни за что не соглашался на меньшее, чем быть послом в Лондоне.
Этого настырного человека звали Джозеф Кеннеди, он был главой известного в Штатах клана Кеннеди и собирался устроить своим сыновьям великолепную карьеру с прицелом на Белый дом.
А вот ему, Буллиту, дали назначение в Советскую Россию, где завязывался узел международной политики, ввиду событий происходивших в Европе. Гитлер рвался к власти, тщательно выстраивая свое восхождение.
Как отнесется СССР к будущему конфликту? А в том, что он возникнет, Уильям даже и не сомневался. Все шло к этому. У него было хорошее чутье и здравый смысл, они-то и подсказывали, что впереди грядет большая заварушка.
Он молился, чтобы конфликт был отложен; потому что прекрасно понимал, что в будущей войне отсидеться не удастся никому, все ведущие страны будут втянуты в этот кровавый смерч. И Америке придется сделать серьезный выбор — вступить в войну.
Удастся ли Сталину перехитрить Гитлера? Кто из тиранов сделает первым ход? И чем ответит другой? Что будет с Европой, которая еще недавно приходила в себя после сокрушительной войны и зализывала последствия Версальского мира? Он задавал себе эти вопросы снова и снова.
И для того, чтобы быть в курсе событий, которые происходили здесь в Москве, он внимательно читал новое донесение своего агента.
«Спешу сообщить, что означенный объект по-прежнему пребывает в желчном состоянии. Неудача с театром явно выбила его из колеи…»
Буллит оторвался от донесения и усмехнулся. А что, могла быть какая-то другая реакция? Конечно, человек рассержен, не находит себе места.
«Он даже позволил себе несколько выпадов против власти. Чего раньше за ним не наблюдалось… Похоже, субъект нервничает, и нервничает изрядно…
Нужно сказать, что сейчас его дела и правда в крайнем расстройстве…»
Буллит отложил в сторону сообщение и взялся за самое первое, полученное по этому «объекту».
«Согласно договоренности начинаю наблюдение за писателем. М.А.Б. Забавно сказать, что если заменить букву „б“ на „г“, то получится „маг“, что ближе к истине. В среде советских писателей МАБ стоит особняком, не смешиваясь с пролетарской идеологией, которая сейчас главенствует в литературе. Булгакова обвиняют в уклонизме и мелкобуржуазности, что имеет место быть при его образе жизни и взглядах. Но, наверное, надо все по порядку.
Михаил Булгаков не принадлежит к числу идейно-пролетарских или крестьянских писателей, которые вышли из народной среды. Он происходит из благопристойной семьи священников, родился в Киеве, там же прошли и его детские и юношеские годы. Далее студент-медик, во время учебы женился на Татьяне Лаппа, родом из семьи саратовского чиновника, управляющего Казенной палатой Николая Лаппа.
