Итак, она звалась Ариной… Прекрасное русское имя! Вчера Арина выступила в роли его спасительницы. Ему и правда стало лучше и легче. Но вот надолго ли? Или сегодня вечером все вернется на круги своя?
Вадим помрачнел. Есть ему особо не хотелось, но холодильник он все-таки открыл. Там стояло соевое молоко, какие-то маленькие кастрюльки, масло, круглый сыр, помидоры. Что-то еще.
Он закрыл холодильник и размашистым почерком написал на записке свой телефон.
Вечером она позвонила. Он почему-то был уверен, что она позвонит, так все и получилось.
— Как ты? — осторожно спросила она. — Все в порядке?
— Ну да, ничего, — в горле запершило, и он откашлялся. — Все просто зашибись.
— Хотя бы держись в рамках.
Он подумал: «Какие рамки, о чем она?» И внезапно разозлился…
— Большое спасибо за поддержку. Впрочем, это женская функция спасать мужчин и вдохновлять их. Быть, так сказать, сестрами милосердия.
— Я никогда и никого не спасала.
— В самом деле? — он не мог унять раздражение, и злился на самого себя, но на свою собеседницу еще больше.
— Вадим! — в голосе прозвучала грусть. — Я все понимаю. Держись, малыш. И чао.
На том конце дали отбой, а он растерялся. Малыш! Сто лет никто не называл его так! Надо же… Если только мама в далеком детстве.
В носу защипало. Сейчас никто бы не смог увидеть в самоуверенном Вадиме, с легкостью разбивавшем женские сердца, этого растерявшегося человека. Никто! Захотелось перезвонить Арине, и он с трудом сдержался от этого порыва.
Он прошел на балкон. Из его квартиры открывался прекрасный вид на Москву-реку. Он любил здесь сидеть и любоваться закатами с чашкой кофе. Или со стаканом виски. Вот и сейчас закат был ярким, тревожным.
Родителей — нет, и надо как-то жить с этим дальше.
Он позвонил Арине с телефона, чей номер было невозможно определить. Стыдно сказать: ему просто захотелось услышать еще раз ее голос — чуть хриплый, звонкий.
Она сказала: «Алло!». И он с чувством удовлетворения дал отбой.
И здесь, не успел мужчина как следует расположиться на балконе позвонил начальник.
— Вадим! — в голосе была тревога и озабоченность. — Завтра жду тебя на работе.
Глава 5
Особняк со львами
Не думай, однако же, после этой исповеди, чтобы я сам был такой же урод, каковы мои герои. Нет, я не похож на них. Я люблю добро, я ищу его и сгораю им; но я не люблю моих мерзостей и не держу их руку, как мои герои; я не люблю тех низостей моих, которые отдаляют меня от добра. Я воюю с ними, и буду воевать, и изгоню их, и мне в этом поможет Бог…
Николай Гоголь. «Выбранные места из переписки с друзьями»
Москва. Наши дни
На другой день, созвонившись с Марком, Катя снова приехала в театр.
— Не знаю, что мне и делать, — сказала она, входя в кабинет.
Марк посмотрел на Екатерину, откинув голову назад, он прищурился. Профиль и львиная грива чем-то напоминали классический портрет Бетховена, но в более молодом варианте.
— Могу посоветовать сходить на одну лекцию.
— Какую? — спросила она, отмечая, как внутри нее что-то радостное и легкое откликается на слова Марка.
Он посмотрел на часы.
— Еще несколько дней назад меня пригласили послушать светило в области Булгаковедения. Думаю, это будет нам полезно. Вдруг появятся какие-то плодотворные мысли по поводу нашего дела. Да и обогатиться знаниями лишний раз не мешает.
— Не возражаю, — пробормотала Катя, щелкнув замочком сумки: ей очень хотелось посмотреть на себя в зеркальце и убедиться, что с ее внешним видом все в порядке. Но при Марке было неудобно доставать пудру, и она лишь провела рукой по волосам.
Лекция проходила в центре Москвы, в очаровательном старом особняке с колоннами и двумя львами по бокам. Оказавшись в просторном вестибюле, Катя подняла глаза вверх, потолок был щедро украшен лепниной: девы с вазами, купидоны со стрелами. В большом до пола зеркале отразилась ее фигура — тоненькая молодая женщина в брючках и черной куртке. Они сдали верхнюю одежду в гардероб и поднялись по лестнице на второй этаж. Марка окликнули.
— Кого я вижу? — молодой человек с волосами, зачесанными наверх, поднял руку в знак приветствия. — Марк!
— Данила!
— Жутко модный писатель, — шепнул Марк Кате.
— Да ну! — пробормотала она, окидывая «модного писателя» взглядом. Он был одет в джинсы и ярко-желтый свитер. Вид у него был такой, словно он только что сошел с обложки модного мужского журнала.
— Представь меня даме, — попросил писатель.
— Екатерина. Кейт.
— О! Иностранка? Раньше я тебя с такими девушками не видел.
— Данила! Кончай балагурить.
— Вы пришли сюда на лекцию Голубицкого?
— Бинго! А что, есть другие варианты?
— В последнее время у него со здоровьем неважно, иногда в последний момент лекцию отменяют. Или назначают другого лектора с другой тематикой. Но надеюсь, что сегодня все будет в порядке.
— Да уж! Хотелось бы верить, что пришли не зря! Будет досадно, если лекцию по каким-то причинам отменят.
Катерина осматривалась вокруг, словно когда-то уже была здесь…
— Странно, — пробормотала она. — Очень странно.
— Что? — спросил Марк.
— Это я говорю сама с собой.
Данила посмотрел на нее с интересом и хмыкнул.
Народ постепенно прибывал. Толпа была самая разношерстная: молодежь в джинсах и бесформенных свитерах, пожилые старушки в бархатных платьях и юбках, блузках с рюшами и кружевами и с большими серебряными брошами на груди.
Профессор появился в зале в самый последний момент. Он был невысокого роста, лысый, с карими глазами и перстнем с красивым изумрудом на мизинце. Обведя зал взглядом, он поднялся на кафедру. Девушка-ассистентка принесла бутылку воды и поставила рядом пластиковый стаканчик. Раскрыв разбухший черный портфель, лектор достал листы бумаги и положил прямо перед собой.
— Валентин Христофорович волнуется, — пояснил Данила.
Они заняли места в третьем ряду слева и сидели, переговариваясь.
— Ты, похоже, на каждое выступление Голубицкого ходишь? — поинтересовался Марк.
— А то! Человек он занятный. И в каждой лекции, нет-нет да что-то интересное приоткроет. Из жизни Михаила Афанасьевича Булгакова, который для нас фигура культовая и которого мы все нежно любим.
— Почитатель, блин! — беззлобно выругался Марк.
Катя сидела безучастная ко всему и смотрела прямо перед собой…
