— То есть ты сейчас можешь отвести меня прямо к этому дому?
— Так точно! Чего медлить?
Гриша пришел в легкое возбуждение, воодушевленный перспективой стать для Анны полезным и нужным человеком.
— Может, ты, того… хочешь чаю выпить? У меня, правда, только заварка и сахара немного. Еще хлеб есть.
Анна отказалась от еды, и через пять минут они уже выходили из дома.
Закатное солнце косыми лучами скользило по траве, робко трогая верхушки деревьев. Ветер утих, и стояло спокойное безветрие, казалось, все замерло и не дышит.
Они вернулись на площадь, храм был залит солнцем, у Анны возникло желание войти внутрь и помолиться. Гриша согласился подождать ее около фонтана на скамейке.
Внутри храма было темно и прохладно. Горели свечи. И словно тонкий луч протянул нить воспоминаний от настоящего в прошлое.
Вспомнилась такая же церковь в одном из подмосковных городов, куда она ездила с бабушкой к ее подруге. Они шли по дороге, она вертелась, а бабушка крепко держала ее за руку, боясь, что внучка убежит. Какая же она была в детстве непоседа!
Тугая дверь церкви отворилась, и она оказалась в таинственном пространстве, где было почти безлюдно. И сверху падал свет, он лился ровным мощным потоком, и было видно, как редкие воздушные пылинки танцуют в воздухе в бесконечном водовороте. Свет был ярким, лился, как кипящее молоко, и казалось, он мог обжигать. Анна подставила руку, и рука была в этом белом сказочном свете. Бабушка подходила к иконам и крестилась, шепотом объясняя ей: «Вот Никола-угодник, наш святой любимый, помогает всем нуждающимся, подсобляет в ситуациях трудных. Если дело какое предстоит, молись Николе, он поможет. Вот Мария Египетская, жила в беспечности и мерзости, отступилась, а потом поняла свою жизнь неправедную и в пустыне жила, свой грех замаливала».
В памяти еще воскрес маленький домик бабушкиной подруги, тети Вали, чистая накрахмаленная белая скатерть с острыми режущими уголками. По краям скатерть топорщилась, как юбка для танцев. Помнила еще горку пирожков самых разных: с капустой, рисом, картофелем. На подоконнике стоял кувшин с крупными ромашками.
Она елозила за столом, пару раз вскакивала со стула и убегала на крыльцо. Дальше простиралось поле, и садилось солнце, растворяясь в ровной розово-алой полосе. Была в этом некая таинственность: в переходе неба от светлого с алой каймой в синеву, густевшую на глазах, застывавшую, стекленевшую. Вечером квакали лягушки, все звуки были слышны, они сидели в уютной комнате и пили чай. Незаметно она заснула и ее перенесли на кровать с горкой подушек, где она провалилась в блаженный сладкий сон.
И все это сейчас вспомнилось, уже не было бабушки, осталось позади детство, но тишина в храме, неровное пламя свечей, и этот небесный свет, окутавший ее, всплыл так живо, словно это было совсем недавно.
Она купила свечи, зажгла их и помолилась.
Гриша ждал ее у киоска, он внимательно рассматривал витрину, и, когда она подошла ближе, сказал:
— Не купишь блокнот для записей, карандаш или ручку?
— Это зачем? — удивилась Анна.
— Но мы же идем по делу, вдруг что-то записать потребуется.
Блокнот с ручкой был куплен. Гриша сунул его в карман и зашагал быстрым шагом, Анна едва поспевала за ним.
— Город наш небольшой, стоит в стороне от основных трасс, и поэтому его не слишком жалуют. Вроде глухомани. Для того чтобы сделать из него конфетку и привлечь туристов, надо вложить деньги, много денег. А никто не хочет. Между тем популярный туристический маршрут сделать можно, и все были бы довольны. Я бы картины прямо на набережной продавал. Все деньга была бы. У нас город забытой мечты. Видишь памятник Ленину? Таких осколков прошлого у нас хватает. В сквере скульптуры стоят, есть дома еще дореволюционные, красивые.
За храмом тянулась старая часть города, одноэтажные деревянные дома с большими палисадниками. Деревья тоже были старыми. Раскидистыми.
— Сейчас уже совсем близко.
Дом с нарядными, но уже облупившимися наличниками смотрел на них темными окнами. Складывалось впечатление, что в нем никого нет. Калитка была закрыта.
Гриша смущенно потоптался и предложил пойти на разведку. Его план был таков. Он перемахивает через забор и пробует докричаться до хозяина. Если все будет нормально, то он открывает калитку Анне, и она заходит на территорию.
Не успел Гриша подойти к дому, как Анна приняла решение и тоже перелезла через калитку, чуть не зацепившись брючиной за выступающую доску.
На звук ее шагов Гриша обернулся.
— Кажется, никого нет, — подергал он бородку. — Что будем делать: ждать хозяина здесь или придем сюда завтра?
— А вдруг он уехал и ждать его мы можем до скончания века?
— И такой вариант не исключается, вдруг он приехал сюда на пару дней и уже уехал обратно.
Все же они решили немного подождать: и Анна уселась на крыльцо, Гриша — рядом. Ступени под ними скрипнули. Участок был заросшим: в глаза бросилось, что за ним давно не ухаживали. Все вымахало в полный рост: ни грядок аккуратных, ни пышных клумб. Взгляд зацепился за сарай, стоявший под старой узловатой яблоней. Маленькое слепое окно напоминало блестевшую слюду.
— Ты говорил, что тот мужик был в сарае?
Светлые глаза Гриши воззрились на нее.
— Ага! Копошился там.
Ни слова не говоря, Анна поднялась и направилась к сараю. Предчувствие не обмануло ее: там среди досок и разобранных кроватей, ящиков с непонятным содержимым лежал труп того, кого называли Владимиром Вольфом.
Анна собиралась вскрикнуть, но Гриша ловко обхватил ее за талию и прижал к себе.
— Ти-ше! — зашептал он ей в ухо.
— Пусти!
— Только без штучек и в обморок не падай.
— Не буду.
Она хотела выбежать из сарая, но что-то удерживало ее. Взглядом она окинула пространство, Владимир Вольф лежал лицом вверх, и около него уже запеклась лужица крови.
— Выстрелили! — изрек Гриша. — Или зарезали. Народ, бывает, балуется у нас, так что любые версии могут быть приняты к рассмотрению. Кому-то мужик крепко насолил. Но, ей-богу, раньше я его здесь не видел, и откуда он взялся, понятия не имею. При всем желании ничего подходящее в голову не лезет.
Гриша говорил свистящим шепотом, смотря то на Анну, то на труп.
— А что он делала в сарае в прошлый раз?
— А я почем знаю? Не видел.
От трупа шел жуткий запах, Анна закрыла лицо и закашлялась.
— Слушай, — скомандовала она; — давай тут немного посмотрим кое-что.
Всю ночь они таскали коробки из сарая в дом и осматривали их. В три часа ночи им повезло. У Анны внезапно засосало под ложечкой, когда она увидела старую тетрадь с расплывшимися чернилами. Быстрым движением она поднесла листки к глазам:
