Отвечал он в своей обычной невозмутимой манере, но общая напряженность и стекающая по виску капля пота указывали, что на самом деле не так уж он и спокоен. И это встревожило еще сильнее.
– Получается, если бы ты не успел выставить щит, мы бы погибли?
– Что значит «не успел»? – оскорбился Гюнтер. – За кого ты меня принимаешь?
Щит он не убирал и не сводил с куста настороженного взгляда. Но тот опять притворялся обычным мирным растением: ветви легко покачивались на ветру, цветы раскрывались, источая нежный аромат, и даже, шипы, казалось, убрались внутрь стебля и были не столь огромными, как всегда.
– То есть был бы на твоем месте кто-то не настолько тренированный, то здесь лежали бы два трупа? – переформулировала я предположение в менее обидную форму.
– Трупы не лежали бы, – ответил он, но не успела я успокоиться, как добавил: – Скорее всего, эта пакость бы их сожрала. Надо узнать, не пропадал ли кто в гарнизоне. Папина идея оказалась не слишком хороша, но он и не видел этого монстра. – Он обнял меня, притянул к себе и скомандовал: – Медленно отступаем.
Когда мы отошли на достаточное, по его мнению, расстояние, он убрал охранный купол. Я сразу почувствовала себя беззащитной перед розами и спросила:
– И что теперь?
Ответить Гюнтер не успел, поскольку из темноты донесся радостный бруновский голос:
– Чем это вы здесь занимаетесь? Стоят, обнимаются, офицеров смущают.
– А тебя чего сюда занесло? – недружелюбно ответил вопросом на вопрос Гюнтер.
– Попробуй не заметь такой мощный магический всплеск. Вас, что, защита не пускает? Могу помочь во вскрытии. Но лучше разбудите Вайнера. Он привычный. А то начну помогать, и сразу прибежит Циммерман и начнет орать, что портите казенное имущество. Знаем, проходили. – Он укоризненно посмотрел и добавил: – И ведь наверняка опять обвинят меня. Действительно, зря я прибежал. Но с другой стороны, как не прибежать? Вдруг пропущу что интересное?
– Самое интересное ты пропустил. На нас напала роза.
– Так же, как тогда на меня? – оживился Брун. – Я давно говорю, гадкое вредное растение. Надо герцогу вернуть, пока не поздно.
– Боюсь, оно вернуть себя не позволит. Не знаешь, пропадал кто в гарнизоне?
Брун выразительно посмотрела на Гюнтера и столь же выразительно постучал себя по лбу. Звук получился гулкий, словно тарабанили по пустой бочке. Не думаю, что там действительно было пусто, скорее, офицер добавил звуковую иллюзию для вящего эффекта.
– Гюнтер, смотрю, тебе женитьба на пользу не пошла, совсем думать разучился. Неужели труп на колючках не заметили бы? Даже если бы сюда не заходили, что, сам понимаешь, маловероятно, он же еще и завонял бы. А Вайнер никакого непорядка у себя не терпит. Нет, зелья и у него есть вонючие, но это же его родное, а постороннюю вонь он пресекает сразу. В случае чего и носки менять отправляет, и мыться. А тут целый труп…
– И все же, пропадал кто с концами или нет? Скажем, ушел в самоволку и не вернулся?
– У Циммермана? Смеешься? У него в самоволку никто не уйдет, даже мышь. – Брун печально вздохнул, наверняка что-то припоминая. – За все время, что я здесь, никто не пропадал. Пропадешь здесь, как же. Вне разрешенных часов вход-выход только по распоряжению полковника. Не успел вовремя – торчи до утра в гарнизоне или Траттене. Нда. Я как-то свидание из-за него пропустил.
– Ночью?
– Конечно, ночью. Ночью самая романтика. – Брун печально подкрутил ус. – Вы вон тоже по ночам у роз развлекаетесь, хотя, казалось бы, все условия в комнате есть. Но учтите, если что, полковнику поутру все доложат.
– Что «если что»?
– Если у роз будете развлекаться так, как обычно делаете на кровати, – бухнул Брун уже безо всяких экивоков. – Здесь мало кто понимает толк в развлечениях. Да и возможностей нет. Позавидуют, и все, выговор обеспечен. – Он скривился. – За безнравственное поведение, марающее светлый офицерский облик. Леди Штрауб это, конечно, не коснется, она не офицер, но ей заявит, что пачкает светлый целительский.
– Леди Штаден, – поправил Гюнтер.
– Какая разница? – удивился Брун. – Пачкает целительский облик. А уж леди Штрауб или леди Штаден – все равно. Важен результат, а не то, как называется тот, кто его достиг. Циммерману на таком лучше не попадаться. Так что идите к себе, пока еще кто не прибежал. Я-то что, я промолчу, а вот некоторые офицеры – нет. Выслуживаются, орочьи пасынки. Сразу расскажут, и что видели, и что не видели. Фантазия у некоторых – не дай Богиня.
Он презрительно хмыкнул куда-то в сторону, явно на кого-то намекая. На всякий случай уточнять, как, поливая розы, можно испачкать светлый целительский образ, я не стала, поскольку ответ слышать не хотела: судя по всему, фантазия Бруна ничуть не уступает фантазии тех, кого он обозвал орочьими пасынками.
– Мы уходим.
– И правильно, – мрачно сказал Брун. – А то увидят нас троих, наговорят потом орк знает что, и мне опять выговор влепят. Было бы за что – не так обидно было бы.
Намек, прозвучавший в его словах, Гюнтер проигнорировал, и хотя Брун проводил нас до самой двери целительского пункта, внутрь его никто не пригласил. Ни чай попить, ни чего другого. Именно это капитан обиженно пробасил с другой стороны двери.
– А не опасно было рассказывать? Вдруг он тоже замешан? – высказала я мучившие меня мысли, лишь только мы отошли от двери.
– Брун? – удивился Гюнтер. – Он не станет ни в чем противозаконном участвовать.
– А если разболтает кому не надо?
– В его интерпретации получится, что мы свалились в розы во время… – он продолжать не стал, но я прекрасно поняла и без этого и смутилась. – Ночь, романтика, лепестки роз, устилающие брачное ложе…
– Как бы эта роза не устелилась нами, – мрачно ответила я.
– Не устелится. Уничтожить-то я ее мог, и в крайнем случае так и поступил бы. Правда, в этом случае устилать ложе было бы нечем – не умею избирательно уничтожать.
– О, можно не волноваться, устилать все равно нечего – брачного ложа нет, – как можно беззаботнее ответила я.
– Как это нет? – фальшиво удивился он. – Придираешься. Конечно, в нашей комнате кровать не слишком широкая, но если уж ты настолько привередлива, нужно было соглашаться на мою квартиру. Там кровать приличных размеров. Есть что устилать. Возвращаемся? Лепестков надергаем по дороге.
– С этой? – я махнула в сторону куста.
Его, конечно, не было видно, но я его чувствовала даже через стену. Даже с закрытыми глазами могла указать, где эта пакость.
– Есть намного более красивые розы, – заметил Гюнтер и притянул меня к себе, явно собираясь поцеловать.
Этого допускать было нельзя: его поцелуи действовали оглушающе, этак я сама не замечу, как брак из фиктивного станет настоящим, а я не уверена, что это правильно, пусть даже Богиня нас благословила. Мало ли из каких соображений она это сделала?
