Неожиданно возле Махно приостановился явно никуда не спешащий человек. Он был примерно такого же, как и Махно, роста, лобастый, с залысинами, улыбчивый, ловко удерживающий в руке стакан чая с ложечкой, в серебряном подстаканнике.
– Заблудились, товарищ? – спросил он, будто бы узнав Нестора. – Приезжий? Вы к кому?
– Да мне бы ордер на проживание… на день чи два…
– Какие пустяки! – удивился незнакомец. – А вы, судя по всему, с Украины?
– С Катеринослава.
– С обстановкой на Украине в общем знакомы?
– Ну почему же в общем, – ответил Махно. – Очень даже знаком.
– Замечательно! – обрадовался лобастый. – Пойдемте! Решим ваши вопросы!
И он – под локоток – повел Нестора по коридору, пока не довел до двери с надписью «Председатель ВЦИК Я.М. Свердлов». И, мимо секретаря, лишь слегка кивнув, проводил Махно в другую, внутреннюю комнату, где у карты беседовал с кем-то маленький тощий человек в кожаной куртке и кожаных же штанах, остробородый, с лицом землистого цвета, в пенсне, хмурый, сосредоточенный, очень деловой. Взгляд у него был пронзителен, строг.
– Вот, Яша, товарищ из Екатеринослава… – сказал приведший Махно. – Из самой гущи. Как раз к твоему докладу.
Свердлов оценивающе посмотрел на Махно. И Нестор ответил ему таким же взглядом. Свердлов нахмурился, отвел глаза.
– Вы кто? – спросил он голосом анкетирующего.
– Махно. Нестор Иванович.
Свердлов поморщился: его не это интересовало, а самая суть.
– Партийность? На какой платформе?
– Председатель Гуляйпольского Совета крестьянских депутатов. С лета прошлого года по сей день. И ще разных должностей, як у собаки блох.
Свердлов, однако, не улыбнулся.
– Значит, с Екатеринославщины? Новороссия – хлебный край… Ваши политические убеждения?
– Анархо-коммунист! – бухнул Махно.
– Ну вот, пожалуйста! – обратился Свердлов к человеку с подстаканником, который, стоя, прихлебывал чай. – Как из Новороссии, так анархист. Вечно ты, Коля, не тех ко мне приводишь. Я сказок уже давно не слушаю…
– Напрасно, напрасно, – приведший стушевался. – Все же поговори! – И вместе со своим чаем вышел из комнаты.
Собеседник Свердлова, видимо, подчиненный, по-прежнему молча стоял возле карты, не желая выражать своего участия ни лицом, ни словом.
– Може, по-вашему, и сказки, – взорвался Махно. – А токо пока вы тут ще примерялись до вашей революции и токо обещались, мы у себя землю поделили, коммуны устроили, кулаков привели до знаменателя, панов повыгоняли и светлую жизнь трудящим устроили. Не знаю, чем вы займалысь в то время. Може, кожаный костюм себе шыли. Мы в коже не ходим. Запаримся, потому як не в кабинетах сидим, а в степи, под солнцем!
От волнения Махно перешел с русской речи на суржик.
Свердлов неожиданно усмехнулся. Смешок, однако, был у него сдержанный.
– Вот как! Злой, значит?
– А яким я должен быть? Девять годов каторжной тюрьмы, да битье, да чахотка!..
– Ну, этим-то, товарищ, нас не удивить! – прервал Нестора Свердлов. – Ладно, люблю ершистых. Садитесь, рассказывайте, чем дышит ваша анархическая Новороссия.
– Неправильное у вас представление про Новороссию, – ответил Махно. – Нашептали в уши… чи старых книжок начиталысь…
– Ну, не обижайтесь! Не обижайтесь! Это я вас прощупываю.
– Я не девка, шо меня щупать?
– Рассказывайте о том, что наболело.
Кресло тоже было кожаное, большое, глубокое, оставшееся с царских времен. Свердлов сел напротив, уставившись сквозь стеклышки пенсне на Махно. Собеседник Свердлова так и стоял у карты, слушал.
Махно помолчал, собираясь с мыслями.
– Ну, к примеру, что за настроение у вашего крестьянства? Почему наша Красная гвардия не встретила поддержки? Имею донесения…
– С цветами на вокзал не пришли, это верно! – сказал Махно. – А донесения выкиньте. Встретили мы Красну гвардию хорошо, два вагона хлеба в уезде собрали для Москвы… Токо помощи од вашей Красной гвардии мы не много увидали. Они всё в вагонах та на бронепоездах. Чуть подальше от железной дороги уходить боялись. А шо з вагона увидишь? И войну не выграешь. Зато утикать в бронепоездах очень даже удобно. Быстрише зайцев од немцев сбежали. А нашего крестьянина на кого оставили? Правильно, на немцев. От и судить тепер, какое у наших крестьян должно быть до вас отношение?
Свердлов хмыкнул:
– Но вы ведь тоже здесь, а не там. Тоже удрали?
– Удрав. По особым личным обстоятельствам… А двух моих братов немцы и паны за меня убылы.
– Н-да… – Свердлов размышлял. Затем подвинул к себе телефонный аппарат, крутанул ручку. – Мария Игнатьевна? У меня занятный человек с Украины, Владимир Ильич интересовался вопросом… Свежий, да…
Он ждал ответа. Махно тем временем смотрел на карту. Она была огромна. Нашел изгиб Днепра, там, где Екатеринослав и Александровск. А где ж родные места, где Гуляйполе? И не увидишь его, так, мелкая точка, словно муха наследила. «Хорошо им, – подумал. – Откупились Украиной. Их здесь не трогают, и ладно. А карта большая. Во всю стену кусок материи с бумагой. Но о человеческих бедах она молчит».
– Когда? – переспросил в трубку Свердлов. – Хорошо! – Он чиркнул что-то в блокноте, положив его на свое «кожаное», потертое уже колено, и обратился к Махно: – Завтра в час дня с вами хотел бы встретиться председатель Совнаркома Ленин. В полдень будьте у меня.
Нестор несколько раз порывался встать с кресла, и каждый раз Свердлов жестом усаживал его назад. Подумал: «Оно, конечно, удобно в панских креслах. Сидишь, словно в свежем коровьем дерьме: и тепло, и мягко. Но почему-то очень неуютно себя чувствуешь. Привыкать надо, что ли?»
Наконец, когда понял, что разговор окончен, Нестор решительно встал. Вспомнив, сказал:
– А я ведь до вас насчет ордера на комнату пришел.
– Это сейчас устроим. – Свердлов снова взялся за телефонную трубку: – Мне товарища Северина… И когда?.. – Положив трубку, Свердлов сказал: – Вот ведь незадача. У нас ордерами на квартиры ведает товарищ Северин. А он уехал по делам и будет только завтра… Потерпите до завтра?
– Потерплю, шо ж остается..
Свердлов протянул Нестору руку:
– Значит, до завтра. И уж, пожалуйста, не опаздывайте! Владимир Ильич этого не любит. Да и время его – на вес золота.
– Это я понимаю. Чего ж… – Махно еще раз мельком взглянул на карту, – Россия он яка, одному на своих плечах не удержать. Сообща надо. Чого ж не понять…
В Союзе идейной пропаганды анархизма Шомпер приготовил для своего гостя угощение. На столе, где скатертью служили листы все той же «Анархии», стояли две миски с какой-то жижей, блюдца с кусками слипшейся пшенной каши и лежали два кусочка серого хлеба.