– И не кажить, пан офицер!
Нестор никак не мог определить звание офицера. Все было по-другому, и его хлопцам предстояло еще это выучить. Вот на узеньких зеленых погонах один ромбик. Кто этот офицер по званию? Вроде бы прапорщик… или… Нет, надо знать точно!
Одна из молодиц подошла к офицеру с подносом и чаркой:
– Выпейте, ваше благородие, за щастя молодых!
Тот выпил. Махно выставил перед ним «икону»:
– Целуйте икону, пан офицер! Свадьба – боже дело!
– Шо за святый?
– Не угадуете?.. Мыкола-Мерликийськый, спаситель на водах.
– Добрый святый! – Офицер приложился губами к бороде Кропоткина, сняв фуражку.
Надо было бы побыстрее уезжать. Но торопиться нельзя. Свадьба на Украине – дело неспешное. Каждого встреченного по дороге следует приветить, угостить. Свадебный поезд расписания не знает. А иной раз попадаются такие гости, что и пригласить требуется, чтоб, не дай Бог, не обиделись, не сглазили, не наслали на молодых порчу.
Вновь забили в бубен, растянули гармошку, запели «весильную»: «Ой ходыла та Маруся по крутий гори, побачила селезня на тыхий води…»
Оживился хутор. Всюду за заборами возникли, как круги подсолнечников, лица любопытствующих. Офицер вспомнил о своих обязанностях. Достал из сумки пачку листочков, несколько штук отдал Нестору:
– Визьмить! Роздайте десь там, по дороги. Хай люди почитают!
Махно внимательно рассмотрел листок, где текст был на русском и украинском. Здесь же был и портрет, довольно плохо отпечатанный. Присмотревшись, Нестор узнал себя, только молодого, времен еще Александровской тюрьмы.
– «Имеються сведения, что в нашем уезде объявился опасный преступник и убийца, каторжник Нестор Махно…»
Та-ак, стало быть, кто-то уже узнал и донес!
Нестор стал читать дальше:
– «…Приметы: роста малого, слегка горбат, узкоплеч, руки длинные, глаза светло-карие. Вознаграждение за поимку или указание места пребывания – миллион карбованцев…»
– Читай, читай, дед! Може, де його побачишь та розбагатеешь.
– А скилькы дають? – поинтересовался Махно. – Сам-то я не сильно грамотный.
– Мильйон.
– Мильйон? За такого страшного разбойника? Маловато!
– Проезжайте! – рассердился офицер и обернулся к стражникам: – И шо за дýрни ци селяны! Сто рублив в руках не держав, а мильйон для нього – маловато!
Кортеж проехал мимо улан. Приняв по доброй чарке самогона, они довольно вытирали губы, ухмылялись, переговаривались, разглядывая симпатичную невесту.
Пыль скрыла и свадебный поезд, и гетманскую стражу…
К ночи они подъехали к имению пана Резника. Тихо подъехали. Все, что могло громыхнуть или прозвенеть, было тщательно обмотано тряпками.
Стрекотали сверчки. Где-то в глубине рощицы потягивал однообразную песню коростель. Дерк-дерк…
В имении светилось несколько окон.
Хлопцы залегли неподалеку от особняка, в траве. К Махно подполз в сопровождении Сашка Лепетченка парубок.
– Це Мыкола, работник у пана Резника…
– Говоры, Мыкола!
– Окно в тому крыле я открыв, тилькы штовхнуть, – прошептал он, указывая на край длинного усадебного дома.
– А стражники? – спросил Нестор.
– У флигели. Тамочки, де лампа горыть, – указал Мыкола. – В карты грають… Ну, я поползу, бо можуть позвать… – И Мыкола исчез.
Но вот погас свет во флигеле… Затем, одно за другим, померкли окна и наверху, в господских покоях.
Махно жестами распределил хлопцев. Одни тихо и незаметно подкрались к флигелю, другие – к господскому дому. На Несторе уже не было ни седых усов, ни бороды, а у дружек с плеч исчезли расшитые рушники. Свадьба кончилась.
– А что делать, если там малые дети? – спросил у Нестора Семёнов-Турский.
Махно насупил брови, немного подумал:
– Всех! Под корень!.. Надо, чтоб панов лютый страх взял!
– С детьми я не умею, – потупившись, сказал Семёнов-Турский. – Не учили меня… с детьми…
– Не бойся, москаль! – успокоил Семёнова-Турского Лашкевич. – Мыкола, работник Резника, сказав, шо пан ще в прошлом годе семью за границу вывез.
Семёнов-Турский отошел к телеге, достал из-под сена винтовку.
Стояла глухая тишина, лишь изредка нарушаемая сонным криком какой-то ночной птицы.
Но вот двое, по плечам сгрудившихся хлопцев, поднялись к полукруглому окну господского дома. Едва слышно проскрипела открываемая створка окна. Темные фигуры мягко переползли в дом. Одна, другая, третья, четвертая…
Несколько человек затаились под окнами флигелька.
И снова долгая тягучая тишина…
Но вот ее прорезали выстрелы.
В доме зазвенело стекло, должно быть, посуда. Крики, стоны, возня. Чье-то тело в белом исподнем мелькнуло в окне, вывалилось, с мягким стуком упало на землю…
И тут же, высадив окна, остальные хлопцы ворвались во флигель. В темноте едва была видна возня людей в белом, в белье, и других одеждах. Длилось все это недолго…
Махно вошел в дом в сопровождении «невесты» – Юрка, уже избавившегося от своего наряда. Споткнулись об чьи-то тела.
Работник Мыкола зажег в мезонине керосиновую лампу.
– Форму и оружие! И больше ничего! – коротко приказал Нестор.
Из темноты, поблескивая стеклами очков, выступил Лашкевич:
– Нестор, тут десь и гроши! И золото!
– Форму! – сердито повторил Нестор. – И поджигай!
– Ты ж не велел усадьбы палыть, – возразил Лашкевич.
– Теперь – война! На смерть война! Без этого… без сентиментальностей!
Хлопцы грузили в брички мешки с военной одеждой и амуницией, укладывали оружие, подсумки с патронами. Все делалось быстро. Вывели из конюшни лошадей, взяли седла, сбрую.
Марко Левадный забрал у Мыколы лампу и с силой бросил ее в угол мезонина. Вспыхнуло от пролившегося керосина высокое пламя, огонь набросился на шторы.
Нестор последним сел в бричку, лошади тронулись.
– Нестор Иванович! – Перед лошадьми возник Мыкола. – Як же я? Заберить до себе!
– Сидай, Мыкола!
Над усадьбой поднималось пламя.
А чуть свет, когда деревья и трава только начинали светиться от росы, в глухой балке, густо поросшей терном и гледом, отряд переодевался в форму гетманских вартовых. Скоротавшие часть ночи кто на телегах, кто на куче веток, сонные махновцы примеряли обновки..
– Чистеньке, не пробыте ниде, – поглаживая синие шаровары, заправленные в добротные сапоги, удовлетворенно говорил Марко Левадный.
