На перекрестке Махно, протерев ладонью потное лицо, скомандовал ему:
– Вот что, «булгахтер»! Дуй додому, до Гуляйполя!
– Та я бы з вамы…
– Твое дело, Тимка, счеты, а наше – пулеметы… Займайся коммерцией, пополняй казну и получше смотри вокруг своими окулярами. Людей собирай. Скоро нам много людей понадобится. Только не всяких, а таких, шо умеют воевать и крови не боятся.
– А як з оружием? Оружия у нас пока мало.
– Оружие будет. Сколько надо, столько и будет… Словом, будешь ты в уезде нашим уполномоченным и нашими очами. Кто, где, что?.. А понадобишься – позову.
Разъехались. Поднималась прибитая утренней влагой пыль.
Как ни бескрайня эта степь, но не пуста она. Ехавшие впереди «варты» передовым дозором брат Нестора Григорий и Марко Левадный стремительно спустились с пригорка. Подскочили к Махно.
– Впереди отряд. Невелычкый, чоловек восемь. З офицером. Похоже, «гетьманци». Только не варта, а, видать, армия. Бо одежа зелена.
– Добро.
Два отряда – махновский и гетманский – сближались. Все медленнее и медленнее, сдерживая коней и пристально приглядываясь друг к другу. Впереди гетманцев красиво, по-гвардейски держался в седле хорунжий, видимо, из кадровых военных. И седло у него было гвардейское, удлиненное, тяжелое. Он напряженно присматривался к «варте», у которой, как ни старались хлопцы, был несколько расхристанный вид, за исключением разве что Семёнова-Турского.
– Кто такие? – спросил он у Махно, хотя по отношению к значковому, старшему по званию, такой вопрос был явным нарушением субординации. Нестор, хоть не до конца разобрался в новых званиях, все же это сразу понял по тому хотя бы, что у командира гетманского отряда на погонах было всего лишь по одному ромбику.
– Сперва представьтесь сами! – потребовал он.
Офицер поморщился, но военная выучка взяла свое. Рука взлетела к козырьку.
– Хорунжий армии гетьмана Скоропадського Зеленцов прыбыл… э-э… прыбув для… э… розшукив цього злочинця Махно! – Он с трудом осиливал «ридну мову».
Махно тоже, как учил Семёнов-Турский, вскинул руку к фуражке:
– Гетьманской державной варты значковый… – Он проглотил фамилию, получилось нечто похожее на неразборчивое «семьсят восемь». – Теж прибув для розшукив цией Махны та его бандитов…
– О, так мы союзныкы! – обрадовался хорунжий. – Это… э-э… це добре!
Юрко Черниговский едва сдерживал улыбку. Между тем «пленные» на всякий случай высвободили руки из пут.
– А вы… это… бачу, двох уже… э-э… затрымалы, – путался хорунжий в дебрях двух родственных языков.
– Тилькы шо схватылы. Ще й поросятко в плен взялы, – весело объяснил Нестор повизгиванье и похрюкиванье, доносящееся из мешка.
– А може, вы, пан значковый, уступите нам свинку? Для подарунка пану Данилевскому. Собирае всю уездну знать. И нас прыгласыв.
– Шо, у Ивана Казымыровыча якесь торжество? – удивился значковый.
– Не знаю. Прыгласыв – и все. Сказалы, шо-то дуже важне… А вы с ним знайоми?
– Та хто ж не знае пана Данилевского!
– А я с его сыном в одном полку служил!
Гетманцы расслабились, видя, какое у начальства получается мирное продолжение разговора. Закурили. Потягивались. Разминались после длительного конного пути…
– А то, может, вместе заедем? – Хорунжий уже окончательно распростился с мучительным для него украинским. – Отдохнем. Да и овсом для коней разживемся… А с этими что собираетесь делать? – Хорунжий указал на лежащих на телеге «пленных». – Не станете же возить их с собой? Зачем?
– Шо вы предлагаете?
– Да вон два подходящих дерева… э-э… простите, не расслышал вашу фамилию…
– Фамилия моя, должно быть, вам знакома, – ответил Махно. – Нестор Махно. Слыхали?
Хорунжий не сразу вник в смысл сказанного. Сначала ему показалось, что он ослышался. Или капитан пошутил. Но рука Махно, легшая на рукоять пистолета, убедила его, что происходящее – никакая не шутка. Он тоже схватился за кобуру, которая у него, по военному времени, не была застегнута. Но выстрел Нестора опередил его.
Прозвучали еще несколько выстрелов. Это Юрко Черниговский, Лепетченко, Левадный, Корнеев разрядили свои карабины.
Трое гетманских конников остались на месте, подняв руки. Лошади убитых, услышав выстрелы и почуяв запах крови, метались и ржали.
Поднявшие руки всадники очень быстро сообразили, что в живых их не оставят. Убивают не со зла, а по военной необходимости. Со зла и простить могут, а необходимость – штука стальная. И они, резко пришпорив коней, бросились в сторону, к спасительному леску, что желанным островком вставал верстах в двух от шляха.
– Утикуть, Нестор! – закричал Лепетченко. – Доложать же…
– Не втекут! – раздался голос Фомы Кожина.
Солома уже была раскидана, рыло «Максима» глядело в сторону скачущих, патронная лента – в приемнике. Грузнов и Кожин лежали за пулеметом, вытирая лбы, чтоб не мешали капли пота.
– Ну-ну, Фома Кожин, покажи, какой ты первый номер!
– На сколько шагов отпустить? – как бы лениво, сонно спросил Кожин, взводя тугую рукоять затвора.
– Ну, на полторы тысячи…
Кожин кивнул, выжидая, когда конные удалятся на должное расстояние, и закрепил винт горизонтальной наводки. Меж тем беглецы стали расходиться в стороны, пригнувшись и ожидая выстрелов в спину. Спасительный лесок был уже совсем близко, рукой подать.
– Уйдуть! – сдали нервы у Левадного. – Стреляй!
Кожин выжидал еще несколько мгновений.
– Руби дрова, – пробормотал он себе под нос и, поводя последовательно стволом «Максима», дал три короткие очереди. И было видно, как, пыля, перевертываясь, полетели наземь всадники.
– Сашко, Григорий! Скачите, хлопци, разберитесь. Если форма не подпорчена – снимить, – приказал Махно. И, глядя, как наметом помчались к лесочку хлопцы, негромко сказал пулеметчику: – Ну, Фома Кожин, быть тебе в нашей армии первым номером.
– А что, и армия будет?
– А шо ж за анархическая республика без армии?
– Это правильно.
– А к чему это ты сказал «руби дрова»? – спросил Махно. – Шо за дрова?
– Та пустое, – смутился немногословный Кожин. – Потом как-нибудь расскажу.
– Ну, потом – так потом… А шо, хлопцы, не проведать ли нам пана Данилевского? – озорно поглядев на своих бойцов, спросил Махно. – Приглашение было!
Имение пана Данилевского за короткое время господства немцев вновь приобрело былой блеск. Заново покрашено, вместо фанерок опять вставили стекла. Вечерний свет отражался в высоких окнах.
И ворота были новые, и варта у ворот.
