Нестор морщился от боли.
– Ты потихенько… не спеши, – зло шептал Порфирию Юрко.
– Думаешь, буде не так больно?.. – шмыгнул носом Порфирий. Нос у него был цвета недоваренной свеклы и выдавал склонность к народному напитку. – Оно, конечно, був бы я настоящий лекарь… А я цей… як його… фершал… по скотине… теринар, та еще й самоучка… Я бильше, як бы сказать, по кастрации… ну, кабанчика облегчить чи там с бычка вола исделать…
Вокруг уже собрались махновцы, наблюдали. Рана в икре была сквозная, по мякоти. Прочистив отверстие нащипанным из чистого холста тампоном, намотанным на револьверный шомпол, Порфирий затем влил в рану первача, испытывая явное наслаждение от запаха. Зато Нестору приходилось несладко. Закусив губу, он откинулся назад.
– Вы, хлопци, следить за цым теринаром, – обратился к махновцам Григорий. – Привык кабанчикив легчить, так шоб ненароком батьку яйця не отхватыв… Бач, як руки трясуться!
Хлопцы захохотали. Даже Махно улыбнулся сквозь сжатые губы.
– Рукы трясуться од сурьезной роботы, – пояснил Порфирий. – Спробуй быка завалыть… З людыною не легше. Вона, правда, не брыкаеться. Зато яка ответственность… Наша теринарна робота, так думаю, сама тяжола. А я с утречка ще даже не похмелявся.
Благостную утреннюю тишину нарушил дробный стук копыт и скрип колес – прямо во двор лихо въехала двуконная тачанка. Под умелым управлением ездового замерла на месте, словно ударилась об стену. Кони даже всхрапнули, закусывая удила. С них стекала пена.
– Здраствуйте! – обратился ездовой к обступившим Нестора махновцам – Сказалы, в Дибровки страшенный бой иде. Так я до вас, на подмогу!
– Спасибочки. – Федос Щусь галантно снял бескозырку. – С трудом, но обошлысь и без вас.
– Не успив, значить? – нисколько не смутился дед. – Ничего, другие бои будуть!
Щусь заглянул в тачанку и, увидев две культи вместо ног, принайтовленные к переднему сиденью, даже рот открыл от удивления.
– Бои-то будут. А только на кой хрен ты нам, безногий, нужен? – безжалостно сказал он.
– Ты помолчи, сопляк! – добродушно огрызнулся дед Правда и поверх голов хлопцев обратился к Махно: – Здоровеньки булы, Нестор Ивановыч!
Махно вгляделся в приезжего. Трудно было забыть это грубое лицо с крупными, глубокими морщинами и полуседыми усами, которые не висели понуро, как у печального чумака, а лихо глядели в стороны.
– Здорово, дед Правда!.. Шо, признал меня в этот раз?
– А я й тоди, на станции, вас прызнав. Тилькы ж вы не хотилы, шоб вас признавалы, я й промовчав… А насчет ног, так я так скажу, Нестор Ивановыч: чем коротши ногы, тем розумнее голова. Закон природы!
Хлопцы поняли, что встретились знакомые. Расслабились. Заулыбались. С интересом прислушивались к беседе. Заглядывали в тачанку, в короб, где ремнями крепились обрубки ног. Качали головами, восхищаясь и жалея.
– Ну и яка ж польза нам от твоей розумной головы? – не без ехидства спросил Щусь. Он не без труда пережил возведение Махно в звание «батьки». Но быстро свыкся с переменой: против народа не попрешь. Не только германца победил Нестор, но и его, Щуся. Ну что ж, будет вторым, как когда-то. – Голова, дед, она только приказы отдает рукам чи там ногам. А те уже действуют.
– О! Справедлывый вопрос! Я ж ще с Японской войны пулеметчик. Даже медалью награжденный, – с достоинством отвечал дед Правда.
Тут уж хлопцы и вовсе зашлись смехом. Увечье деда Правды как тема для разговора, а то и шуток их не смущало. Обтерпелые хлопцы, всего навидавшиеся.
– Ну и як же ты без ног, дед Правда, будешь пулемет тягать? – Щусь залихватски сбил набок бескозырку так, что она чудом удерживалась на макушке.
– То ты його тягать будешь, – спокойно ответил дед, сворачивая цыгарку. – Бо у тебя только бескозырка розумна, бачь, як на голови держится. А шо под нею, це ще надо провирять!..
– Но-но, дед! – нахмурился Щусь. – Ты на флот не того… не шибко…
– А шо! Я правду в очи говорю, потому и хвамилие у мене таке – Правда. Ще от запорожских козакив хвамилие пишло! – спокойно сказал дедок, затягиваясь самосадом и высокомерно оглядывая обступивших его тачанку махновцев. – От вы пулеметы на тачанках возите. А в бою шо? В бою их на землю ставите, а коней кудась в укрытие… Так – ни?
– Ну, примерно, – согласился кто-то из хлопцев.
– Дуристика! Бо – потеря времени, це раз, и маневру нема, це два… От я й подумав… А ну подайте мени сюда пулемет!
Махно внимательно присматривался и прислушивался к Правде. Он уже начал догадываться, до чего додумался дед.
– Принеси ему пулемет, Фома! – приказал он стоящему здесь же Кожину.
Пулеметчик и двое его помощников подняли на тачанку семидесятикилограммовый «Максим» со щитом и станком.
– Сюды його! – показал дед.
И Кожин с хлопцами установили пулемет на заднее сиденье, в уже заготовленные выемки для колес. Ствол пулемета смотрел дулом назад.
Дед, привычно приподнял свое тело на руках, пересел, быстренько приладил какие-то дощечки в гнезда, прочно закрепил колеса, затем сказал Кожину:
– Ну, займай свое законне место, служивый! А вторый номер хай заправыть ленту. Произведем репетицию.
Заняв свое место ездового, дед Правда тронул коней. Тачанка выехала со двора, понеслась по улице к выгону. Пулеметчики, как и их оружие, ехали задом наперед.
– А ну, давай! Шмальни! – прокричал дед Кожину.
– В кого?
– Та ни в кого!
– Так не могу!
– А ты представь соби, шо перед тобою той… як його… гетьман Скоропадський!
– Ну, разве что!
Прозвучало несколько коротких очередей.
Дед Правда круто развернул тачанку.
– А ну – з поворота! По нимецкому кайзеру, кол йому в печинку!
Еще одна очередь разнеслась над селом.
Тачанка помчалась по улице обратно. Фома Кожин уже не стрелял. Он только ворочал стволом пулемета: туда-обратно, вверх-вниз. Прилаживался…
Подъехали к Нестору Махно.
– Антилерия на колесах! – доложил дед Правда. – Хай пулеметчик скаже!
Фома слез с тачанки. Махно вопросительно смотрел на него.
– Дело! – одобрительно сказал Кожин. – Только спинку надо ще чуток подрезать, для лучшего обзора.
Махно залез в тачанку. Поводил стволом вправо-влево. Положил руку на могучее плечо деда Правды:
– Соображаешь!
– А я шо говорыв. – Дед обернулся к Щусю: – Дело не в бескозырке, а в голове…
– А если таких тачанок штук пять, а то и вси двадцать… – стал размышлять Махно.
– Це все равно як полк! – отвечал ему дед. – Та шо там полк! Армия!
