Махно, опираясь на палку, повернулся к Каретникову:
– Семка, сколько у нас тачанок?
– Наберем… Шесть штук, трофей. И ще у селян…
– А пулеметов?
– Пьять «Максимов»… и австрийскых четыре… У йих эти… «шварцлозы», чи як. Трохы на «Максима» схожи.
– Собери плотников и шоб через три часа они обладнали пулеметами шесть тачанок! И команды подбери!
– Слухаю, батько! – вытянулся Каретников. – Семь штук обладнаем. На две «австрияков» попробуем приспособыть.
– Людей багато взяли?
– С полсотни пришло. Старых обратно отправили. А молодых чоловик десять отобрали.
– Правильно. И хоть малость их обучите. Бои не за горами!
И едва ли не в тот же день у двух австрийских, или, если быть точными, у немецких 75-миллиметровых полковых пушек собралась молодежь, только что записавшаяся в отряд.
– Шо це есть? – с важным видом спрашивал Сашко Лепетченко. Перевязать голову чистыми тряпками у него так и не нашлось времени. В своем тюрбане с рыжими пятнами он выглядел геройским и знающим воякой. – Объясняю. Це есть артиллерийське орудие, з якого можно не только людей поубивать, но й хату розвалить и все таке прочее. Состоить из щита, колес, ствола… ну, и из цього… як його… через которе дывляться… – к своему явному стыду, замялся лектор.
– Панорама, – подсказал Мыкола, хлопец из имения Резника.
– Це ты, Мыкола? О, молодец! А ну йды сюда! – обрадовался Лепетченко.
Мыкола, смущаясь, протиснулся сквозь толпу.
Незамеченными подошли к толпе Махно, Щусь и еще несколько командиров. Прислушались к беседе.
– Ты шо, в артиллерии служив? – спросил Лепетченко у Мыколы.
– Було.
– Стрелять можешь?
– Можу, – под гул одобрения ответил Мыкола. И после паузы со вздохом добавил: – А от попадать ще пока не можу.
– Як же це? – удивился Лепетченко.
– Та я в расчете був шестый номер. З кобылою, на зарядному ящику. До панорамного прицелу не допускалы. Та там и наука страшенна… тригометрия… «С закрытой позиции по задней рейке», «Нулевая отметка»… – забормотал он и вовсе что-то невразумительное. – Убыться – не понять!
– Сгынь, артиллерист кобылячий! – обозлился на него Лепетченко и, заметив возвышающуюся над толпой бескозырку Щуся, позвал: – Федос! Ты ж моряк. У вас там, на флоти, сплошна калибра… Стрелять можешь?
– Стрелять – дело простое, – важно ответил Щусь. – Но я ж гальванометрист. Это повыше артиллериста. У нас там сплошь электрическа наука!
– Похоже, вси мы тут гавнометристы, – под общий хохот бросил кто-то из толпы. – Бо стрелять из пушок нихто не умеет.
– Ладно, хлопцы! – подвел итог Махно. – Пустые разговоры! Нам пока пушки – до коровьего хвоста. Нам быстрота нужна, маневренность, а не орудия тягать… А будет настояща армия, найдутся и артиллеристы.
– Це правильно, батько! – раздались голоса. – Буде армия, буде и антиллерия!
Так в хохоте, в фантазиях и в серьезных думках рождалась знаменитая в будущем повстанческая армия батьки Махно.
Верхом через село промчался Калашник с двумя хлопцами. Прервал обед.
– Батько! Од Янычаровкы на нас йдуть нимци! Скадрон германських гусарив, до полку австриякив. И ще й артиллерийска батарея!..
Махно обратился к Фоме Кожину:
– Что, Фома! Может, попробуем тачанки на практике?
Немногословный пулеметчик не ответил, лишь что-то промычал, сидя на тачанке и прибивая доски-держалки. Рот у него был полон гвоздей.
– Пять тачанок уже готови, – ответил со своего экипажа дед Правда. – А от пулеметчикив мало.
– Научатся, – бросил Махно. – Гайда, хлопцы!
– А як же село? Спалят! – охнул кто-то из местных.
– Всех не спалят. А там, де палят – лучше растет!.. – ответил Нестор и успокоил: – В селе боя не будет!.. Гайда!
…Спустя короткое время из села выехала вереница телег, наполненных бойцами и новичками, только что вступившими в отряд. За ними – не как положено, одна за другой, а шеренгой, двигались тачанки с пулеметами. Прикрывала отход кавалерия батьки Махно: человек сорок разномастно одетых и кто чем вооруженных бойцов. Пыль поднималась над широким шляхом. День был безветренный, жаркий.
Объединенный карательный отряд уже вступал в село. Немецкий кавалерийский майор из ганноверских «синих гусар» (голубоватый доломан с витыми шнурами через грудь, такие же чакчиры и тоже со шнурами, богатая кожаная амуниция, высокая фуражка с имперской черно-белой кокардой), красавец с подкрученными усиками, взошел на пригорок, повернулся к теснящимся за ним унтерам, фенрихам и рядовым:
– Бандиты бегут! На марше это будет легкая добыча. Покажите, на что вы способны!.. Пленных не брать!
Гусары начали перестраиваться, следуя за правофланговыми, у которых на пиках трепыхались черно-белые флюгарки. Это было внушительное зрелище! Мощные кони, на них крепкие ганноверцы, откормленные за месяцы хозяйничанья на Украине. Их слегка искривленные тяжелые сабли, больше похожие на палаши, посверкивали богатыми гардами, играли синими темляками. На «правильной» войне гусары предпочитали скромную, неприметную форму мышино-зеленоватого цвета, но, вступив в капитулировавшую часть России, предпочли надеть броскую, парадную.
– Марш!.. Можете надеть шапки! – зычно скомандовал майор. – Попугайте эту сволочь!
Уже на ходу, но еще не торопясь, гусары доставали из кожаных черезседельных сум свои пышные меховые шапки, затягивали на подбородках пряжки. Топот копыт становился все громче. По ширине всей улицы, вытаптывая расползшийся по дороге спорыш, мчались, все убыстряя аллюр, шеренги гусар. В таком порядке они и выскочили на шлях.
Прекрасное зрелище! Майор наблюдал за ходом эскадрона в свой «цейс»:
– Хорошо идут! Хорошо!
На настоящей войне, где-нибудь на Западном фронте, он бы не смог провести такой атаки-преследования. У англичан и французов – хорошо оборудованные позиции, проволока, рвы, сотни пулеметов. А здесь – голая степь и убегающая по ней толпа полуоборванных крестьян: прекрасный материал для рубки. Этот, с позволения сказать, противник, даже если у него и есть два-три пулемета, уже не успеет развернуться, пристреляться. Разрозненный огонь выбьет самое большое пять-шесть гусар.
В бою не обходится без потерь. Но сейчас их не будет. А вот толпа удирающих бандитов будет уничтожена. Вся. В этом он не сомневался.
Пыль становилась все гуще и мешала ему наблюдать. Но за пыльным бураном, поднятом гусарами, виден был второй столб – от махновцев, – сквозь который просматривались разномастно одетые кавалеристы на низкорослых крестьянских лошадках.
Могучая масса гусар накатывалась на них, готовая смять, раздавить, поглотить. Расстояние между убегающими и догоняющими быстро сокращалось.
