Только теперь Данилевский сообразил, что лежит под полушубком голый. Он всматривался в свою спасительницу.
– Кто ты? Как тебя зовут? – спросил он. – За кого молиться?
– Марией зовут. Обыкновенне имя.
– Имя-то, может… Сама ты необыкновенная… А почему на отшибе живешь? Все Рождество празднуют, а ты одна?
– А хто ж мене пустыть праздновать? Я – ведьма. Побьють мене.
– Ведьма?
– Обыкновенна ведьма. – Она заливисто расхохоталась. – У коров молоко сдаиваю, у чоловикив мужску сылу отбыраю, урожай порчу, на метле на Лысу гору летаю… з чортамы знаюсь… Не боишься? – Она вдруг перешла на «ты».
– Я? – спросил Данилевский. – Подойди сюда.
Она подошла. Он притянул ее и крепко поцеловал в губы.
Отстранившись, она перевела дыхание. Посмотрела пристально.
– Ой, пан… на свою биду я двери тебе открыла. Багато будешь по белу свету ездить, море крови людской прольеш, и твоей прольють вдосталь… А все ж я тебе присушу! И будет наша любовь несчастна. И для мене тоже… – И, помолчав, с сомнением добавила: – А может, не така й несчастна…
– Ну, подойди еще раз! – попросил Данилевский.
Она колебалась. Бормотала что-то, полуприкрыв глаза.
– А-а, все равно! Не буде никому счастья! – решительно сказала она. – Йде на людей лють велыка, самосничтожение. Довгии годы будут люди враждовать!..
Он, свесившись с печи, привлек ее к себе. И она обхватила его…
– Ой, видно, я сильно багато тебе свого отвару дала, – прошептала она, заползая под кожушок. – А може, меня хто саму обпоив!.. Чи це судьба?
Глава третья
Придерживая длинную, не по росту, шашку, Нестор взбежал на второй этаж бывшего имения Данилевских, ныне коммуны. Ворвался в комнату. Настя полудремала на постели, книжка, которую она пыталась читать («Вадим» Лермонтова), лежала рядом.
– Ну як? – спросил Махно.
– Скоро… – мгновенно проснувшись, с улыбкой ответила Настя. – То заболыть, а то отпусте.
– Бабка вже тут, – доложил вошедший вслед за Нестором Степан. – Внызу, в коморци отдыхае…
– Яка бабка? – обозлился Махно. – Давай сюда лекаря с Александровска. И мигом!
– Кони втомлени…
– Бери любых!..
– А в случае, ликарь не схоче?
– Шо значить «не схоче»?
Каретников, который стоял под дверью, всунул в комнату голову, внушительно посоветовал:
– Скажеш лекарю, шо Нестор Ивановыч дуже ласково просыть.
– Добре, – усмехнулся Степан и опрометью кинулся в конюшню запрягать лошадей.
В зале заседали черногвардейцы. Перед Нестором, Лашкевичем, Григорием Махно высилась куча бумаг. Время от времени в зал доносился Настин крик. Нестор вскакивал, начинал расхаживать по паркету под строгими взглядами отцов анархии из золоченых рам.
– Ну, нечего! Нечего к бабьим крикам прислухаться! – повторял он соратникам (а на самом деле себе). Снова садился.
– Така плутанына! – сказал Лашкевич, показывая Нестору то на одну, то на другую бумагу. – От почитай!
– Сам читай! – Нестор был не в силах сосредоточиться. – На то у тебя очки на носу!
– От Центральной рады третий Универсал, – заглядывая в бумагу, стал пересказывать Лашкевич. – З Киева. За ноябрь… Признають Украину в состави России… Од Центральной рады четвертый Универсал… за январь цього восемнадцатого года… Объявляють повну независимость од России… А це – из Харькова. Ультиматум од Первого Всеукраинського съезда Советов… объявляе Центральну раду вне закона… Ну, дети, ей-бо!
Раздался резкий крик Насти. Нестор вскочил, заметался вдоль портретов. В его глазах читалась полная растерянность.
– Та читай! Читай, шо там ще!
– Центральна рада начинае переговоры з нимецьким кайзером про помощь проты большевиков… Донецко-Криворожска Совецка Республика объявляе незалежнисть от всех. Тепер буде независима Республика ДэКаСээР.
Снова раздался крик. Нестор заткнул уши.
– Ты читай, читай! Там бабские дела, а тут наши!
– Одесска Совецка Республика тоже обьявляе независимость и требуе од нас дви тысячи новобранцев… и грошей…
– Дулю с маком, – ответил Нестор. – Кто там ще шо требуе?
– Повстанческе правительство Таганрогу просыть грошей…
– Сколько?
– Не пышуть. И печатка непонятна…
Немного подумав, Нестор объявил:
– В общем, хлопцы, надо нам свою армию строить, таку, какой ще не было. Анархическу. Непобедиму. А то соседи нас завоюють. Новобранцев наших им давай… Нашли дурней!
Хлопцы тоже возмущенно загалдели.
– Нестор, ну а в случае, если германци до нас и вправду пидуть? – спросил Григорий. – У ных сила!
– Проты бугая не сыльно пидеш, – согласился и Лашкевич.
– А волк як против бугая йдет?.. На рога не лезет. Подкрадается с-под низу и выпускает кишки… Найдем и на германца управу!.. – бросил Нестор, не переставая нервно расхаживать по залу.
Бабка в белом окровавленном переднике приоткрыла дверь:
– Нестор Ивановыч! Пан ликарь зове…
Махно побежал по коридору.
Настя со счастливым лицом лежала в кровати, а доктор держал на руках смуглого, липкого, в слизи и крови младенца, который вначале пищал, а потом принялся орать на все имение.
– Поздравляю, гражданин Махно! Хлопчик! Здоровый!..
Повитуха тут же вытолкнула Нестора за дверь:
– Через час, Нестор Ивановыч! Поглядилы – и хватыть.
А в зале – когда только успели! – среди бумаг уже стояла четверть самогона и лежали аккуратно нарезанные колбаса, сало, хлеб, лучок.
– Поздоровляем, Нестор!.. З сынком!.. Хай буде здоров!..
Выпили, закусили. Отметили как бы между делом.
– Шо, може, мобилизацию объявым, Нестор? – спросил Лашкевич.
– Яку ще мобилизацию! Этим узурпаторы занимались… царизм! Власть! А мы безвластники!..
– А як же тогда воевать?
– Армия, хлопцы, будет добровольна. Партизанськая. Такая, шо ее не видно и не слышно. Свистнул раз – собрались, свистнул два – разошлись. На конях. Укусили – отскочили. Другый раз укусили – кишки выпустили.
– Це дело, – кивнул Григорий.
На лице Насти светилась счастливая улыбка. Возле нее лежал вымытый, спеленатый, накормленный младенец.
Нестор взял ребенка на руки. Стал разглядывать:
– А шо он такой сморщенный? И личико красное!
– У них у всех личики красные. Только ж из материнского чрева! Легко ли ему? – впервые улыбнувшись, сказал доктор.
