Этот удар на марше разозлит карателей. В Гуляйполе будут не только контрибуции и шомпола. Виселицы тоже будут. Но что поделаешь – война! Он уже знал ее законы. Победителей не судят.
На обратном пути со станции он увидел странное шествие. Пленные. Впереди шло деятка два немцев, за спинами у них были клунки и мешки с гуляйпольскими подарками. Лашкевич, Савва и Кляйн выполнили его приказ и теперь сопровождали пленных до границы уезда. Немцы, а вслед за ними и несколько мадьяр, узнали его, сдержанно поприветствовали.
Австрийцев было гораздо больше. Они шли не колонной, а толпой, горланя песни. Видно, не выдержали, успели приложиться к самогону. Они тут же обступили Нестора, и один из австрийцев, то ли чех, или словак, немного знающий русский, принялся что-то объяснять, но так как остальные тоже орали и пытались вмешаться в разговор, Нестор ничего не мог понять, пока к нему не подъехала тачанка с Лашкевичем, Саввой и Кляйном.
– Выслушай, шо они хотят? – спросил Нестор у Кляйна, пожимая руки австрийцам, которые все тянулись к нему, повторяя: «батка», «батка».
– Это они в ваш отряд просятся, – перевел Кляйн. – Сильно, Нестор Иванович, на них подействало наше гостеприимство.
– Скажи им: для меня важнее, шоб они там, у себя, раздали прокламации и агитировали своих прекратить войну. Кончится война, пусть приезжают. Устроим интернационал. Земли хватит, жинок им найдем. У нас красивые жинкы, сами видели… Ну, прощайте.
Бричка с трудом вырвалась на свободу. Некоторые австрийцы, держась за спинку тачанки, бежали следом, что-то лопотали. Наконец отстали.
Махно был не в силах сдержать улыбку.
– Вот ведь какая штука: воюем друг против друга, а оказывается, делить-то нечего. Зачем кому-то надо народы стравливать?
Он обернулся, попросил Юрка остановить коней. Долго смотрел вдаль, туда, где, пыля, шли по дороге военнопленные. Длинная мышиного цвета колонна растянулась до впадины, скрылась в ней. Снова возникла на другой ее стороне и таяла на горизонте…
– От який интересный факт, – задумчиво глядя вдаль, сказал Махно. – Бутылка первача и сало – сама лучшая агитация. А если ще и грошей добавить, можно всю Европу перевернуть!
Глава двадцать вторая
На рассвете, как и предполагал Нестор, на станцию Гуляйполе прибыли два эшелона хорошо экипированных карательных войск смешанного состава, с тремя пушками. Там же, на платформе, австрийский полковник узнал, что махновцы покинули село и ушли на восток, к Веремеевке. Это ободрило полковника, поглядев на карту, понял, что партизанский вождь по своей неграмотности попадет в район, окольцованный железными дорогами.
Несколькими походными колоннами каратели двинулись по шляху на Гуляйполе, чтобы, миновав село и оставив там небольшой гарнизон, продолжить преследование банды и прижать ее к какой-либо станции, где уже заранее ее будут ждать войска.
Махно же, заранее отправив отряд в днепровские плавни, оставил возле себя только тачанки. И выжидал в небольшой роще, пока войска покинут станцию. Затем, промчавшись на тачанках, он на полпути к Гуляйполю ударил по карателям сзади. Пока те рассыпа́лись, пока отцепляли от передков и устанавливали пушки, тачанки унеслись, догоняя своих немного раньше ушедших товарищей. Переправившись через железную дорогу, они исчезли на просторах Новороссии.
А на пыльном шляху неподалеку от Гуляйполя осталось тридцать – сорок трупов солдат и офицеров.
В войсках поднялся ропот. Солдаты собирались кучками, митинговали. И полковник принял верное решение: заняв большое и богатое село Гуляйполе, дальше никуда не идти, а солдат ободрить хорошей пищей и возможностью грабежей местных жителей. К тому же не век же им здесь воевать, пора и «нах хауз, нах фатерлянд»! Об этом бандиты пишут во всех листовках и прокламациях, а солдаты очень внимательно вчитываются в такие призывы.
Отряд Махно, осваивавший азбуку партизанской войны и изобретая новые, еще нигде не испытанные способы (которые значительно позже войдут во все учебники и пособия), метался по Александровскому уезду и за его пределами. Оккупанты чувствовали себя уверенно лишь в крупных населенных пунктах и железнодорожных узлах, где они были защищены пулеметами и пушками, установленными на укрепленных позициях.
Главными пособниками «германа» выступали местные богатые хуторяне и часть немецких колонистов, из числа зажиточных. Эти люди прекрасно понимали, что как только анархисты во главе с Махно возьмут власть, их в лучшем случае лишат хозяйств и «излишков» земли. Они уже видели, как наводил порядок Нестор в относительно мирном семнадцатом.
Оккупационные войска снабдили своих добровольных помощников оружием, неподготовленных обучили, как им пользоваться – и пошла борьба не на жизнь, а на смерть. «Кулацкая гвардия» дралась за свое, нажитое, кровное.
Но они чувствовали: немецко-гетманский режим неустойчив. И «паны», латифундисты, стали постепенно покидать поле боя. Как военная сила крупные землевладельцы уже почти иссякли. Молодые уходили на Дон и Кубань. Старики уезжали в Киев, Одессу и еще дальше, потому что и Киев уже качался, как козацкая «чайка» среди волн, раскачиваемая крестьянскими волнениями.
Последним исчез Кернер, бросив и свои филиалы, и мукомолку, и завод в самом Гуляйполе, где давно уже остыли печи, а готовые сельхозорудия разошлись по селянским дворам. А что было делать? Взыскивать ущерб с помощью гетманских и германских шомполов? Нет уж! Исаак Наумович знал козацкие нравы и обычаи. Боком вылезут эти шомпола. Лучше уж, прихватив то, что можно, нацепив драгоценности на себя, под рубаху, под необъятный бюстгальтер жены Фиры, под ее шелестящие юбки, пуститься в путь до Одессы, пока еще при гетмане ходят поезда, а там на пароход и куда глаза глядят – подальше от строптивых праправнуков Тараса Бульбы, от бывшего артиста Нестора Махно, игравшего когда-то Красную Шапочку, а потом ставшего Волком. И отнюдь не сказочным.
Сделав несколько маршрутных «кренделей» и порядком распугав кулаков и колонистов, Махно вновь оказался в Гуляйполе.
Недавно благополучное, благоустроенное село представляло сейчас жалкое зрелище. Многие дома и даже целые улицы были выжжены.
Управа, к счастью, уцелела, в ней и разместился Нестор со штабом.
Как и прежде, Махно и Лашкевич корпели над бумагами.
– Теперь пиши приказ номер двадцать семь, – сказал Нестор. – О добровольной сдаче коней на нужды армии и на восстановление в уезде коммун… У кого, значит, больше трех… «значит» вычеркни… у кого больше трех коней – одну коняку берем с заменой, а у кого больше пяти – две коняки – без возмещения…
– Це розумно, батько, – торопливо записывая, кивал головой Лашкевич. – Шоб коммуны хоть трошкы озимых посеяли. Лопатой багато не вскопаешь.
– Надо только, шоб хлопци за это проголосовали! Я – не власть!
– За це проголосуют, батько!
К управе подлетела тачанка со Степаном на переднем сиденье и с Трохимом Бойко и Сашком Кляйном позади. Лошади были взмылены.
