– Та тормозы ж! – сердился он.
– Заело, Савельич! – прокричал из будки машинист. Но притормаживал…
И вот уже третий вагон подкатился прямо к пулеметному гнезду, остановился. И тотчас вагонная дверь широко распахнулась, раздалось короткое «Руби дрова!» и прозвучали две экономные пулеметные очереди Фомы Кожина.
– Шо там таке? – всполошился петлюровский унтер.
– Тикай, Савельич! Може, спасешься! – посоветовал машинист.
– Шо?.. Чого?.. Куды?.. – бормотал унтер, глядя, как распахиваются двери вагонов и из них сыплются на железнодорожную насыпь обвешанные оружием махновцы. Стреляли только вверх, пока для острастки.
Федос Щусь вместе с Юрком Черниговским возникли возле коновязи, где мирно жевали сено четверо заседланных коней.
– А цього, в яблуках, для батьки! – отвязывая коней, сказал Юрко.
– Цей издаля дуже приметный. Бери гнедого! – посоветовал Щусь.
Они вскочили на коней и, ведя под уздцы еще по одному, врезались в сутолоку покидающих мост людей.
Юрко остановился возле бегущего вместе со всеми Нестора.
– Сидайте, батько!
Нестор тут же вскочил на коня. К нему приблизился Федос, он тоже уже где-то раздобыл коня.
– Смотри, Нестор! Улицы, улицы!.. Город!
Перед ними в рассветных сумерках проступал угрюмый пугающий город. Серые дома, темные окна с кое-где теплящимися огоньками. И уличные неяркие фонари.
– Ну, город, – спокойно ответил Нестор. – Ну и шо?
– От я й думаю: куды теперь?
– Бери своих хлопцев – и вдоль по этой улице. Шмаляйте вверх. Наводите шорох, панику, страх.
– А опосля?
– Спросишь, где у них тут почта чи телеграф. Займешь обое… Словом, действуй по обстановке.
– А ты?
– На вокзал. А дальше… куда крива вывезет. – И, пришпорив коня, Махно поскакал вслед за бегущими махновцами.
Федос проводил его взглядом и обернулся к Кляйну, который держался чуть сзади на тоже где-то реквизированном сером коне. Скорее всего, у извозчиков.
– Слыхав, Сашко? Надо спросить у когось, де у них тут та почта?
– Я так думаю, где-то в центре.
Щусь с Кляйном поскакали по широкой и пустынной пока улице, догоняя свою скрывавшуюся вдали сотню.
Махновцы растекались по улицам, переулкам…
Нестор и Юрко спешились и, придерживая за уздцы лошадей, теперь побежали вместе со своими бойцами.
Неподалеку раздался артиллерийский выстрел, за ним сразу же второй. За невысокими привокзальными строениями взорвались снаряды.
– Артиллерия, батько! И не одна пушка!
– Слышу.
Они остановились, стали прислушиваться.
Снова раздался выстрел. Полыхнуло совсем близко, на невысоком пригорке, у вокзальных строений.
– Марко! Сашко! – Нестор указал Левадному и Лепетченко в сторону бухающих пушек. – Артиллерия! Надо бы с двух сторон зайти!
Хлопцы, на ходу разделяясь на две группки, исчезли.
Солнце еще не взошло, но стало уже совсем светло. На улицах появились горожане. Они шарахались в стороны, жались к стенам домов.
Махновцы пробегали мимо, не обращая на них внимания.
Артиллеристов они нашли быстро. С двух сторон взобрались на пригорок.
Зарядные ящики, вопреки уставу, стояли рядом. Когда между ними разорвалась граната, петлюровские артиллеристы бросились в разные стороны. Завязалась потасовка.
Лишь сотник в жупане с красными петлицами не суетился. Он присел на лафет, закурил. Подле него остались еще двое подчиненных.
Махно с пистолетом в руке, на ходу выстрелом свалив набегавшего на него здорового артиллериста-петлюровца, подошел к сотнику. Молча постоял возле него. Тот продолжал курить.
– Чего ж не удираешь? – спросил Нестор.
– А зачем? – Сотник бросил себе под ноги окурок, аккуратно его затоптал. – Счас хтось в зарядный ящик попадет – и ни нас, ни пригорка.
– Ты из кого? Из панов? – спросил Махно.
– Похожий? – невесело улыбнулся сотник и показал грязные руки.
– За батька Махна воевать будешь? За свободу, за землю?
– А чего ж! Махно – с Гуляйполя, а я з Чубаровки. В одной речке купались.
– Земляки, выходит.
– А ты тоже… того… у Махна воюешь?
– Так я и есть Махно!
– От только брехать не надо! Махно, россказывали – о! И – о! – Сотник поднял руки высоко вверх, а затем широко развел их. – Здоровый, россказывають, бугай.
– Якый есть… А пока, для знакомства, очисть мне от пулеметчиков мост, там, на входе.
– Это можно. – Сотник повернулся к двум уцелевшим артиллеристам: – Степан, подавай шрапнельни. Головку – на тридцать.
Степана опередил Мыкола, махновский хлопец, из имения пана Резника. Он извлек из ящика шрапнельный унитарный патрон, потащил к пушке. Степан ключом подкрутил дистанционную трубку, вглядываясь в деления на алюминиевом кольце боеголовки.
– Неси ще, пушкарь! – скомандовал сотник теперь уже Миколе.
Шрапнель разорвалась над мостом. Пулеметчики оставили свои гнезда, бросились врассыпную.
На мост ворвалась кавалерия, которой командовал Каретников. Помчалась по настилу. Следом за ней потянулись брички, телеги, тачанки, линейки… Хорошо: у моста два яруса. Верхний – для гужевого транспорта, нижний – для поездов.
Махно вглядывался в смутно виднеющихся на мосту конных…
– Стой! Не стреляй! – остановил Махно унтера, готового еще раз дернуть кожаную «сосиску». – То – наши!
Еще минута – и махновская конница стекла с моста, ворвалась в город. Звонко цокали подковы по булыжной мостовой.
Юрко ждал конников у подножия пригорка, придерживая своих коней.
Семен Каретников скакал во главе своей кавалькады. Заметил Юрка, резко и картинно осадил возле него своего коня.
– Де батько, Юрко?
– Там, на горци! С пушкарямы!
– З якымы пушкарямы? Откудова у нас артиллерия? – удивился Семен.
– Та батько на ходу загитирував. До нас примкнулы!
Каретник, пришпорив коня, взлетел на пригорок.
– Шо тепер, батько?
– Не знаешь шо? Город брать.
– Як?
– Побольше шуму, стрельбы, криков… А потом пошукайте оружейни склады. Для этого и город занимаем.
Каретников спустился вниз. Взмахом руки призвал своих конников. Одетая в устрашающе разнообразную форму (жупаны, свитки, доломаны, венгерки, шинели всех цветов), махновская кавалерия со стрельбой, гиками, свистом помчалась по широкому городскому проспекту.
