Сейчас бы о севе думать, маяться торжеством плуга, тискать жен на пуховых перинах от предвесеннего непонятного буйства жизненных соков, а лучшие мужики вот уже второй год, обкуривая друг друга махоркой, мучаются переделкой мира, тоскуют о близком рае.
В открытую форточку тяжелыми слоями поверху вытягивался махорочный дым, а ночь впускала в ответ свежесть предстоящих природных перемен, для которых не надо ни заседаний, ни споров.
На столе была расстелена когда-то хлопцами подаренная Нестору немецкая карта, исчирканная всякими стрелочками и значками. Отгибающийся край прижимал батьков револьвер.
– Ну шо, «булгахтер»? Сколько в нашей казне грошей? – Нестор обвел воспаленным взглядом приятелей и остановил его на Лашкевиче: – Первый вопрос: як людей будем кормить, одевать? Скажи нам як начснабжения и финчасти: сколько еще у нас грошей осталось?
– Яки там гроши, батько! Пусто! – виновато глядя поверх очков на батьку, ответил Тимош. – В нашей казне даже мыши не бегають. Шо Марко за пазухой з Катеринослава принис, та я трохи… – печально доложил он. – Коня доброго не купыш.
– Так. С этим все ясно! – глядя в стол, вздохнул Нестор. – А може, нам разведка шо-то хорошее доложит?
– Кадеты в Мариуполе и Бердянске, – встал Кляйн. – С песнями идут.
– С песнямы? – удивился Трохим Бойко. – Оте пацаны с краснымы погонамы?
– Не, Трохим, то не пацаны. Кадеты – конституционни демократы, – пояснил Махно. – Они – за буржуазну республику. С них в основном и формирует свою армию Деникин. Понял?
– Чого ж не понять? Буржуйска армия! Короче, беляки, – развел руками Трохим. – А чого з таким вывертом? Ну, чого с песнями?
– Сыльно в соби уверени.
– Щусь!
– От Волновахи в наши края Шкуро продвигается – тысяч пять кавалерии. От Мелитополя идут объединенни отряды офицеров и немецких колонистов. Тысячи тры, може, больше. Командует якыйсь генерал… як его… не то Кило, не то Тило.
– С трех сторон, значит? – подвел итог Махно и перевел взгляд на Чубенка: – А шо на севере, в Катеринославе?
– Там красни… Який-то матрос Дыбенко выбыв Петлюру. Турнув його аж пид Киев… Кучеряво живут ци дыбенковци. З бронепоездамы.
– Хоть со стороны Катеринослава нас не будут шарпать.
– Шо ты говоришь, батько?! – вскочила Маруся. – Эти ж самые первые на нас пойдут. Большевики, то ж самые лютые враги анархии.
– Эти враги, Маруська, получшее тех врагов. С нимы как-то договоримся.
– Договарювався вовк з бараном вместе на охоту сходыть…
– Смолкни! – начал сердиться Махно и обратился ко всем: – Шо получается? Людей нема, оружия нема, казна пуста… Ну, оружия, допустим, выпросим немного у красных… Трохим! Проберись в Катеринослав, встренься с этим большевицким матросом, с Дыбенко. Скажи, шо батько Махно хотел бы нанести ему дружественный визит. А может, он сам до нас захочет – примем з почетом… Помнится, Ленин при мне шо-то поминал про этого Дыбенку. Не то он сам анархист, не то уважает анархистов. Словом, поговори с ним, выясни, чем дышит. Намекни насчет оружия, патронов…
– Поняв. – Бойко встал и покинул совещание. Когда дверь за ним закрылась, Махно еще какое-то время молча изучал карту.
– Выхода два, – сказал он наконец. – Чи в плавни идти, прятаться, як мыши…
– Шо, сдавать Гуляйпольщину? – не выдержал Щусь.
– Чи… – спокойно продолжил Махно, – …чи разослать посыльных по селам, пиднимать мужикив, собирать войско?
– Та хто ж до нас запышется опосля Катеринослава?
– Когда жареный петух в зад клюнет – запишутся. Лучше, чтоб раньше. Для этого послать толковых хлопцев, агитаторов. Пусть разъясняют: поодиночке селяне пропадут. А вместе мы – сила. И Гуляйпольщину отстоим, и, може, дальше по Украине пойдем!..
Перед утром Юрко осторожно заглянул в комнату Нестора:
– Не спыте?
– Что там у тебя? – сонным голосом отозвался Махно.
– Та якыйсь отряд до вас. Чоловик сорок…
– Что за отряд?
– Кажуть, шо анархисты. Вроде як похожи.
…И действительно, на кого еще быть им похожими? Расхристанные, полуодетые, изможденные люди шеренгой стояли перед Нестором. Кто в вязаной фуфайке, кто в дырявых кальсонах, а кто в шинельке на голое тело. В рваной обуви. Но строй довольно четкий, и в руках у каждого была винтовка, и держали они ее по всем правилам, «к ноге».
Нестор поежился от утренней прохлады.
Двор перед имением, где выстроился непонятный отряд, накрывали синеватые рассветные сумерки. И от этого люди, выстроившиеся перед Нестором, казались пришельцами из страшных малороссийских сказок, тех, что, пугая друг друга, рассказывают, лежа на печи или на полатях, сельские хлопчики.
– Батько Махно! Отряд новоспасовских партизан-анархистов вырвался из окружения… не имея боеприпасов и понеся потери личного состава, прибыл до тебя, – поднявшись по ступенькам к Нестору, доложил небольшого роста крепенький человек в замасленной фуражке со следами двух перекрещенных молоточков на тулье. – Командир отряда Виктор Черныш.
Он единственный был чисто выбрит, аккуратные усы, взгляд темных глаз живой, быстрый. Махно обратил внимание на рваную обувь одного из партизан: из дыр выглядывали посиневшие от холода пальцы.
– Голодные? – спросил у Черныша.
– Трошки бы поели. Со вчерашнего дня шли без остановки. Выбились из сил.
Махно повернулся к адьютанту.
– Юрко! Найди Лашкевича. В тепло их, дать горячего, шо есть. И скажи Тимке, пусть выдаст одежку, особенно сапоги для разутых… Жить пока будете в клуне. Там печь, соломы вдосталь. – Нестор внимательно оглядел прибывших, отметил их спутанные, похожие на паклю волосы, строго приказал: – Но перво-наперво – постричься. Наш парикмахер Никифор раньше графьев стриг. Но лучша стрижка у него – «под ноль». Рекомендую. Ни одна вошь на такой голове не задерживается.
…Чуть позже Нестор и Черныш сидели в зале у карты. Несколько человек спали в углу на соломе. На столе, кроме карты, в самом его уголке стояла нехитрая закуска, штоф.
– Отсюда, от Новотроицка, к нам в тыл зашел Шкуро, – показал карандашом Черныш. – Ну, мы – в каре. Прорвались. Но на марше он трошки моих порубал. – Голос у Черныша сорвался. – Патронов уже не было… Здесь вот по де-филе у Конки проскочили втихую. От разъездов штыками отбились. Но опять же не без потерь.
Махно удивленно посмотрел на Черныша: грамотный мужик, какие мудреные слова знает!
– Ну, про каре я шо-то читал. – Махно показал пальцами квадрат. – Против атак со всех сторон… А шо за птица така – «де-филе»?
– Это просто. Вон барышни по набережной или по парковой дорожке дефилируют. Слыхал ведь? – доходчиво объяснил Черныш. – Де-филе, я так понимаю, это узкое пространство, выводящее на простор… Мы вдоль речки прошли, по кустарнику. Рискованно, конечно, но что было делать?
