– Ага. Бачишь, як вин до неи посватався! В хозяйственну роту! Подштаники стирать!
– И все равно, женыть треба!
– Та як йому найты подходящу?
– Заспокоиться батько – росскажу йому про ту вчительку, шо я вже россказував… Шо розумна, шо красыва! – вступил в разговор Тимош Лашкевич. – Спивать йому про неи буду, як бандурист. Уговорю!
В штабе сидели Нестор, Черныш и еще несколько его командиров. Алёшка Чубенко с появлением Черныша был переведен на боевую работу, принял пехотный полк, пока еще в количестве, положенном роте. Это его только обрадовало, и на Черныша он смотрел как на избавителя.
Все ждали, что скажет вернувшийся из Екатеринослава Трохим Бойко.
– Докладай, Трохим! Может, хоть ты чем порадуешь?
– Та шо докладать? Днив пять ждав, пока цей Дыбенко мене прийме. Сперва його жинка мене обглядела. Хороша барынька, не з простых. Сама просто пава! В кожаному, при револьвери. Кажуть, така большевичка, шо дали никуда. Так от, сперва вона про все роспытала. Те, шо й не хотив, рассказав. А потом, через сутки, и сам Дыбенко мене прийняв. Цей – простый, наче з нашого села. Договорылись, шо днив через трое вин нанесе нам визит. Каже, багато чув я про Нестора Махно, охота самолично з ным познакомыться, а може, й потоваришувать…
Нестор и Черныш удовлетворенно переглянулись.
– Дыбенко так и сказав: мол, в гости чи не в гости, а бойовый путь моей славной Заднепровской дивизии лежить через ваше Гуляйполе, – продолжил Бойко. – Так шо в любом случае заявлюсь з инспекцией.
– Надо, конечно, подготовиться для встречи этого Дыбенка, – сказал Нестор. – Шоб все было четко. Не только на параде. Это – само собой. А ну, если ему захочется наши службы проверить… Шо там у нас со службами, Виктор? – обратился он к Чернышу.
– Служба связи налажена. Кляйн занимается… Снабжение, и боевое и продовольственное, у Лашкевича. За разведку и контрразведку временно отвечае Садираджи. Мой хлопец, доверяю ему как себе. А вот с агитпропом – тут похуже. Грамотный человек нужен, политически подкованный. С учителем по музыке беседовал, с Безвуляком – не потянет.
Почувствовав подходящий момент, поднялся Тимош Лашкевич:
– Есть у меня на примете одна вчителька. В Добровеличковке. В школе не только арифметике дитей уче, но и про анархическу науку лекции читае. Може, Нестор Иванович, знайшов бы время, побалакав бы з нею? Дуже, на мий взгляд, подходяща кандидатура. Анархизм цей як «Отче наш» знае. И так – все при ней.
– Красива, хочешь сказать? – поднял глаза на Лашкевича Нестор.
– Не то слово!
После совещания, когда все вышли на солнышко, Каретников спросил у Лашкевича:
– Ты кого в агитпроп батьку советуешь? Опять цю… Галку Кузьменко?
– А шо? Красыва. Строга. Учёна, як все равно прохвессор. Дитей в школу пид черным прапором водит.
– Подходяща, кажешь, кандидатура? – ядовито спросил Каретников. – А ты хоть знаешь, хто у неи батько?
– Ну и хто?
– Жандарм… От так!
– О-та-та! – покачал головой Калашник.
– Ну й шо? Ну – жандарм! – возразил Лашкевич, который, все знали, любил читать книжки про всякие любовные истории, восполняя этим недостаток внимания со стороны сельских девчат. – А скилькы бувало, шо панночкы з богатой семьи подаються в революцию? Он Мариетта Лопес, дочка того… латиноамериканського фельдмаршала, спуталась з повстанцем, втекла з ным в ихню сельву…
– Ты, Тимош, брав бы поблыжче примеры! – ворчливо сказал Марко Левадный. – Он у Сашка Лепетченка батько був полицейским урядныком. Ну й шо з того? В кожному сели був чи полицейский, чи жандарм. Свои ж, селяне. Таки ж, як и мы, дядькы.
Помолчали.
Левадный ударил метко. Действительно: «Шо з того?»
Глава тридцать первая
Добровеличковка – село небольшое и нескладное: всего одна улица протянулась вдоль узкой и мелкой речушки. Школа в центре такая же несуразная. Просто длинная мазанка с большими окнами.
Перед входом в школу Нестор, одетый по этому случаю в пиджак, причесанный, в сверкающих хромовых сапогах на высоких каблуках с подковками, остановился, чтобы перевести дух. Было тепло, уже задымилась ранним белым цветом черешня.
Его сопровождали Лашкевич и Юрко. Они сдули с его плеч невидимые глазу пылинки. Пожалуй, впервые друзья и почитатели батьки видели, что он несколько растерян. Конечно, Махно старался не подавать виду. Хмурился, сжимал челюсти.
Вчерашним вечером он пораньше оставил дела. Сидел у окна, всматривался в медлительные летние сумерки, дышал густым воздухом, настоянном на запахах примятой сочной травы, остывающей пыли, лошадиного пота, свежих тополиных листьев и только-только зацветающих садов, могучее дыхание вольной, необъятной степи.
Из всего, что рассказал о Дыбенко Трохим Бойко, Нестора больше всего задело то, что агитпропом у него ведает видная баба, боевой товарищ с револьвером и прочими свидетельствами авторитета. Хороший командир, конечно, должен иметь при себе подругу, лучше всего верную жену. Особенно такой командир, как он, батько, который у всех на виду, хлопцев не чурается. Любят хлопцы, когда при батьке еще и матинка. Особенно если красивая да умная. Им тоже погордиться хочется. «Наш-то, наш… Орел! Какую красуню к седлу приторочил!»
Он знал все эти дела. Знал, да не везло ему. Тина – какой это был боевой товарищ? Игрушка. Кукла. Да, хорошо бы встретить Дыбенко как равного. Ты при бабе, большевистский генерал? Я тоже не вчера с коня соскочил. Вот так…
И вот они стояли в Добровеличковке перед входом в школу.
– Де ее комната, Тимош?
– Он та. Чуете, голосы?
– И шо, сильно грамотна?
– Та не дай бог!
Махно, решившись, вошел в коридор. Прежде чем открыть дверь, отшаркался. На двери была надпись: «Четвертая группа революционной Добровеличковской школы».
Постучав и не дождавшись ответа, вошел. И остался у двери. Школьники – и совсем юные, и средних лет, и пожилые дядьки – повернули к Нестору головы.
На стене класса висели портреты отцов анархизма: Бакунина и Кропоткина.
– Вам что? – не особенно дружелюбно спросила учительница. Она была тонкая, довольно высокая, с лицом простым, но привлекательным. Особенно хороши были ее слегка навыкате темные глаза. Выглядела она лет на двадцать пять.
– Я спрашиваю: вам что? – еще строже спросила учительница. Говорила она по-русски, но с едва заметным акцентом и по-украински напевно.
– Ничего, – слегка растерявшись, ответил Нестор. – Хотел послушать. Я ведь в школу почти шо и не ходил. От и захотелось… Вы Галина Андреевна Кузьменко?
– А вы?
Она, конечно, догадалась, кто перед ней. Но хитрила. Хоть и анархистка, вольная личность, а тоже свою бабью политику должна вести. Каждая женщина, хоть и самая темная, в глубине души сознает, что даже при первой встрече между двумя полами начинается легкая, игривая и кокетливая схватка за первенство, главенство. Будь перед ней хоть батько Махно, хоть ангел, хоть дьявол.
