Сейчас он единственный известный мне человек, который молится, чтобы война продолжалась, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы вступить в армию.
— Настоящий патриот!
— Думаю, он больше думает о своей славе. Он видит себя вступившим в битву и выигравшим войну за неделю.
— Он повзрослеет.
— Я рада, что тебя посылают на эти курсы, Роберт… потому что это задержит твою отправку… на фронт.
— Со мной все будет в порядке, Люсинда. Я предсказуем. Я просто буду выполнять приказы своих командиров. Я из тех, кто с грехом пополам доводит дело до конца.
— Не меняйся, ладно?
— Я не смог бы, даже если бы захотел. Могу я попросить тебя о том же?
— Конечно… А, вот посмотри! — сказала я. — Это старый Милтон Прайори.
— Какая перемена! Что с ним сделали?
— Там теперь живут новые люди.
— Они купили его?
— Наверное, да. Теперь там сторож со свирепой собакой, чтобы держать всех на расстоянии. Раньше люди иногда забредали сюда. Несколько окон было разбито, и через них проникали в дом. Думаю, у новых владельцев есть много причин, чтобы нанять сторожа.
— Они привели особняк в порядок. Будем надеяться, что они окажутся приятными людьми и внесут вклад в светскую жизнь Марчлэндза.
— Мои родители надеются, что они добропорядочные либералы.
— Ну, теперь у либералов нет монополии на власть, не правда ли? При коалиционном правительстве у консерватора столько же шансов войти в кабинет министров.
Вечером Роберт уехал.
— Мы увидимся через два дня, — сказал он. — Постарайся выкроить денек.
— Я могу даже попросить мисс Каррутерс освободить меня от занятий.
— Я всегда забываю, что ты школьница, Люсинда. Но ведь это уже ненадолго?
Когда он ушел, я стала думать о Маркусе Мерривэле. Он, как и Роберт, с нетерпением ждал, когда я вырасту.
Я чувствовала себя польщенной, но в то же время мне становилось не по себе: находясь с Робертом, я точно знала, что хочу быть с ним, но будоражащее общество Маркуса Мерривала совершенно опьяняло меня.
* * *
Снова наступило Рождество, а потом новый, 1916 год. Он не принес ничего хорошего. Пришлось признать, что план захвата Дарданелл потерпел неудачу.
Некоторые соглашались с Черчиллем, что сама идея была блестящей, но ее бездарно воплотили в жизнь.
Военный министр лорд Китченер отправился на Дарданеллы, чтобы предложить эвакуировать оттуда войска. Надежды на победу иссякли, и продолжать операцию означало напрасно губить людей и тратить боеприпасы. И теперь, в январе нового года, войска с Галлиполи начали возвращаться в Англию.
В конце месяца нас посетил дядя Джеральд. Он выглядел постаревшим. Он сказал, что эту кампанию вообще не надо было затевать.
Он разыграл сражение за Дарданеллы перед нами на столе за обедом.
— Операцию обрекли на провал с самого начала, — сказал он. — Прежде всего, отсутствие внезапности. Они послали туда территориальные части. Нам не хватало опытных людей, а это, уж поверьте мне, то, что необходимо в подобной ситуации. Острая нехватка снарядов, недостаток ресурсов. Асквит должен уйти!
— Черчилль уже ушел, — напомнил ему отец.
— Идея Черчилля была хороша. Она могла сработать. Нас погубил способ ее осуществления. Вот посмотрите, это мы, — сказал дядя Джеральд. И мама опасливо посмотрела на его стакан с вином. — А это, — он придвинул графинчик, — турки.
Мы наблюдали, как он двигает тарелки и блюда по столу. По моему мнению, это нисколько не напоминало поле боя. Мне не терпелось узнать новости о Маркусе Мерривэле.
— Эта операция не пошла на пользу престижу Англии. Это конец для Асквита. Подумай о наших потерях, Джоэль… почти четверть миллиона человек. Это катастрофа, Джоэль. Катастрофа. Думаю, ты слышал обо всем этом в палате.
— Там почти ни о чем другом не говорят после решения Китченера.
— Полетят головы, Джоэль. Наверняка полетят головы.
— Думаю, вы рады снова оказаться дома, Джеральд, — сказала мама, — А как майор Мерривэл?
Он вернулся вместе с вами?
— Да, вернулся, но Мерривэла ранили.
— Ранили! — воскликнула мама. — Тяжело?
— Гм. Его сразу отправили в госпиталь.
— Он мог попасть и сюда, — сказала мама.
— Моя милая Люси, я думаю, что он действительно довольно тяжело ранен.
Мама расстроилась, и дядя Джеральд несколько смягчился.
— В подобных случаях, — сказал он, — их увозят в один из лондонских госпиталей.
— Насколько тяжело ранен Маркус? — спросила я.
— О, он с этим справится. Не сомневайтесь в майоре.
— В каком он госпитале? — спросила мама.
— Точно не знаю.
— Что с ним случилось?
— Не знаю подробностей… Знаю только, что рано достаточно серьезна. Маркуса несли на носилках.
Я представила все это себе… Мне стало страшно. Что с Маркусом? Мне захотелось увидеть его.
— Мы очень переживаем за майора, Джеральд, — сказала мама. — Он почти член семьи после того, как привез Люсинду, — Эдварда и остальных из Бельгии.
— О, я знаю. Великолепный малый. Но он не стоит на пороге смерти. Просто нуждается в небольшой починке.
— Ты должен узнать подробности и известить нас. Думаю, если майор Мерривэл в лондонском госпитале, самое меньшее, что мы с Люсиндой должны сделать, это навестить его, Джоэль, и я не забыла, чем ему обязана Люсинда. Только Богу известно, что могло случиться, если бы он не позаботился о ней, и мы всегда будем благодарны тебе, Джеральд, что ты послал его.
— Я считал, что это наилучший выход. Майор очень находчивый малый.
— Ну, так разузнай о нем, Джеральд. Мы хотели бы навестить его, правда, Люсинда?
— Да, — подтвердила я. — Хотели бы.
Со свойственной ему пунктуальностью дядя Джеральд через несколько дней проинформировал нас о Маркусе Мерривэле.
Мама сказала, что ей нелегко оставить наш госпиталь, но в данных обстоятельствах она считает это необходимым.
Андрэ выразила желание поехать с нами. Она не собиралась сопровождать нас в госпиталь, считая, что три человека это слишком много. Она просто хотела побывать в Лондоне, чтобы приобрести кое-что для Эдварда.
— Помните, Люсинда, вы рассказывали о музыкальной шкатулке, которая была у него? Когда ее открывали, звучала «Колыбельная» Брамса. Я знаю, что ему ее не хватает. Вчера он открывал обыкновенную коробочку и явно прислушивался. Он казался таким разочарованным, что не слышит музыки.
