Спустя почти два часа Фабиан поставил наполовину полный стакан виски, встал и поблагодарил. «Сядь», – сказал тогда Андерс так серьезно и с таким взглядом, что Фабиану ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Со слезами на глазах Андерс рассказал о Малин. О том, как сильно он ее любит. Что она – самое прекрасное, что есть в его жизни. Как они познакомились в автобусе – в то время он ходил под номером 54 – и как Малин не хотела выходить, поскольку пошел дождь. И как они, в конце концов, сошли у Оденплана, укрылись под его зонтом и, хихикая, сказались больными, позвонив из телефона-автомата.
После чего Андерс наполнил стакан Фабиана, и без того не пустой, и спросил его, любит ли он все еще Соню. Странно, но Фабиан был совсем не готов к вопросу и хотел было выпалить стандартный ответ о том, как сильно он ее любит и как хорошо они дополняют друг друга, хотя они такие разные. Но слова застряли.
Вместо этого он попытался нарисовать честную картину их отношений. Как он больше всего на свете хочет быть по-прежнему влюбленным, но как все превращается в ожесточенную борьбу, где сомнения чаще и чаще одерживают верх. Андерс слушал и кивал его неуклюжим попыткам описать свои чувства, и они почти становились друзьями.
– Черт, как ты все усложняешь, – наконец сказал Андерс и принес еще бутылку. – Фабиан слегка приуныл. – Или ты любишь кого-то, или нет. Что тут сложного? – продолжил муж Малин. – Конечно, пламя может ослабеть, но тогда надо засучить рукава и начать его раздувать. А уж если все погаснет, тогда пиши пропало. Тогда лучше позвонить адвокату и положить делу конец.
Хотя Фабиан уже тогда прекрасно понимал, что эти слова – не более чем избитые банальности, почерпнутые в стакане с виски, они попали в самую точку. От мысли о том, что им с Соней надо как можно быстрее положить конец отношениям, он стал задыхаться. Он встал и поехал домой, несмотря на все протесты Андерса.
Посетив ванную и выпив два стакана напитка для восстановления водно-солевого баланса, прошел в спальню. Он не хотел зажигать лампы, но в свете уличного фонаря, проникающего сквозь задернутые шторы, увидел на кровати спящую Ниву. Она не забралась под одеяло, а лежала на покрывале. На ней по-прежнему был халат, который распахнулся и обнажил как раз столько, сколько нужно.
Фабиан не мог понять, почему она не уехала домой. Она действительно работала допоздна? Он не знал, как с ней поступить: не будить или отправить на такси домой? Но не пришел ни к какому решению, будучи где-то посредине. Именно об этом говорил Андерс. Двусмысленность, в которой он пребывал последнее время, наконец начала проходить. Ему вдруг стало все ясно. Он даже увидел невооруженным глазом маленькое синее пламя. Оно слабо горело, еще немного, и оно совсем погаснет. Но пока что оно горело.
Понимание того, что только это имеет значение, придало ему сил, и, не снимая одежды, он как можно осторожнее лег на свою половину кровати, чтобы не будить Ниву. Вскоре от ее медленного дыхания он расслабился, и с каждым вдохом стал все глубже проваливаться в сон. И уже почти совсем погружаясь в мир сновидений, он с кристальной ясностью увидел, что им делать, чтобы не дать пламени полностью погаснуть. Они с Соней должны вернуться друг к другу и суметь сосуществовать в одном пространстве, не стремясь оттуда.
Как только все это закончится, он расскажет ей. Идея, без сомнения, была радикальной, и для ее осуществления всей семье надо будет проделать большую работу. Особенно Матильде и Теодору, которые наверняка будут против. Им не только придется менять школу, но и приобретать совершенно новых друзей. Но какое это имеет значение? Если это то, что им поможет, решение не дастся с таким трудом, подумал Фабиан, и заснул с уверенностью, что просвет все же есть.
101
Она сняла трусы, заняла свободное биде и стала мыться. Тщательно и везде, как всегда приказывали каждой новой партии. Ни Здоровяк, ни один из двух других, стоявших вдоль стены, ее вроде бы не узнали и не обратили внимания на то, что стало на одну больше.
Как всегда, нашлась та, которая стала возражать. На этот раз полька-блондинка наискосок за ней устроила истерику и отказалась мыться. Ей было не больше двадцати, и она явно не понимала, что все серьезно.
– Я хочу, чтобы вы ушли прежде, чем я буду что-то делать, – сказала полька по-английски, заплакала и плюнула в охранников.
– Ты хочешь только одного, – по-английски ответил ей охранник и подошел к ней. – Только одного. Ты знаешь, что это? – Женщина бросила на него упрямый взгляд. – Делай, как тебе говорят! – Он залепил ей пощечину тыльной стороной ладони. – Поняла? – Не получив ответа, он еще раз ударил, на этот раз сжатым кулаком и больнее.
Удар был такой сильный, что голова девушки чуть было не соскочила с тонкой шеи. Она без сознания рухнула на пол.
Охранник помассировал свою руку и обвел взглядом остальных, пока не убедился, что все направили на него свое внимание. Тогда он расстегнул ширинку и помочился на женщину.
– А сейчас смотрите внимательно, потому что так будет, если вы не станете делать, как вам говорят.
Все уставились на женщину, лежащую на полу без сознания, волосы которой становились все более мокрыми.
– Ладно, заканчивайте! – Он застегнул ширинку и вымыл руки.
Все, кроме бездыханной польки, вышли из ванной и пошли обратно по коридору, освещенному лампами дневного света, в комнату с диванами. Из скрытых динамиков раздавалась медленно пульсирующая музыка. Им приказали встать в очередь на сцену, и как по заказу возникла борьба за последние места в очереди.
Аиша больше всего хотела стоять впереди.
– О’кей, вон ты. Поднимайся на сцену. Да, я тебе говорю, сука, – сказал один из охранников по-английски и кивком велел ей подняться на сцену.
Она сделала, как ей велели, и встала посреди сцены. Прожекторы на потолке слепили ей глаза.
– Повернись, – послышался голос из слепящего света, и она медленно повернулась.
– Стоп.
Она остановилась спиной к голосу.
– Наклонись. Медленно.
Она опустила верхнюю часть тела, стараясь как следует оттопырить зад и держать ноги и спину как можно прямее. Теперь она слышала, как он подошел к сцене, поднялся и встал за ней.
За все время никто из девушек не произнес ни слова, и теперь наступила такая плотная тишина, как будто они даже не дышали. Она почувствовала его руку на задней стороне одной ляжки. Рука стала подниматься по внутренней стороне ноги к ее лону.
– М-м… Ты побрилась. Я это люблю. – Он ввел в нее палец.
Она застонала, изобразив возбуждение.
– Тебе это нравится?
– М-м, да… – ответила она и медленно изогнулась.
– Хочешь еще?
– О да, пожалуйста…
– Раздевайся.
Аиша встала, платье упало на пол, и она переступила через него. Тем временем Диего Аркас обошел ее, внимательно рассматривая и нюхая свои пальцы. Внезапно он остановился, вытянул одну руку вперед и потрогал ее грудь.
