– Конечно, – сказала Малин, – но…
– Подожди, я еще не закончил. То, что в обоих случаях фигурирует противогаз или нечто похожее, не обязательно означает, что это один и тот же преступник. Это вполне может быть случайностью.
Малин вздохнула и закатила глаза, и Фабиан увидел, что ей приходится делать усилие, чтобы сохранять спокойствие.
– Конечно, это может быть несчастливой случайностью, как и многое другое в этой истории. Но давайте выясним, как обстоит дело, а потом будем говорить «гоп».
– Так что вы предлагаете? – Эдельман сделал новую попытку выпить кофе и опустошил чашку.
– Объединить следствия в одно, и мы с Фабианом будем его вести.
– Э, извините, – сказал Томас, подняв руку. – Это что, шутка? Ярмо, ты услышал хоть один аргумент, почему они должны вести наше расследование?
Ярмо Пяивинен покачал головой.
– Похоже, что я шучу?
– Вау, к ней сегодня не подходи, – Томас ухмыльнулся, так что раздутые мускулы у него на груди заходили взад-вперед под слишком тесной футболкой.
– Для твоего же блага сделаю вид, что этих слов не было. Херман, ты ведь всегда говорил о пользе совмещения расследований.
– Естественно. Но тут я должен согласиться с Томасом. Звук, похожий на чье-то дыхание через противогаз, погоды не делает. Есть что-то еще, что объединяет эти случаи? – спросил Эдельман.
– Я пока не знаю, – отозвался Фабиан.
– Но алле, речь ведь идет не об этом. Вопрос в том, что мы теряем, если попробуем? – Малин повернулась к Томасу и Ярмо. – И честно говоря, ваше следствие не мчится вперед.
– Послушай, мы фактически…
– Увидели машину на снимке камеры наблюдения. Томас, я это знаю. Но к чему это привело? Помимо снимка преступника в противогазе? Почему бы не попробовать перетасовать карты и посмотреть, что из этого выйдет? Например, мотив преступника. Может быть, ему совсем не нужны деньги, ведь семья Фишер предложила их? Может быть, он добивается чего-то совсем другого.
– Например? – спросил Ярмо.
– Не знаю. – Малин пожала плечами и взяла печенье. – Ведь Гримоса лишили и обоих глаз, и внутренностей.
– Может быть, преступник просто хотел есть? – смеясь, предположил Томас.
Малин стала вращать глазами и выразительно посмотрела на Фабиана, давая ему понять, что его очередь вести диалог. Но он был полностью занят тем, что пытался понять смысл сказанного Томасом.
Далеко он не продвинулся, поскольку открылась дверь и вошла Хиллеви Стуббс, держа в руке кейс. Волосы она собрала в пучок на макушке и поэтому казалась как минимум на десять сантиметров выше своего роста в 154 сантиметра, как, по слухам, значилось в ее паспорте. К тому же крылья ее носа были напряжены, а это значило, что у нее очень плохое настроение и самое лучшее – держаться как можно дальше от линии огня.
– Вы уж меня извините, но времени у меня в обрез. – Стуббс положила сумку на стол. – И если честно, я не понимаю, чем вы занимаетесь.
Фабиан посмотрел на Малин. Она так же недоумевала, как и он.
– Да, я обращаюсь к вам двоим, – продолжала Стуббс. – Что будет, если мы обнаружим одно место преступления, исследуем его, а потом, возможно, обнаружим еще одно? Почему вы так любите обнаруживать три места преступления практически одновременно? Вы что, думаете, я могу клонироваться?
– Хиллеви, – сказал Эдельман, – я понимаю, что слишком много всего. Но…
– Слишком много – не то слово. Во второй половине дня у меня был единственный шанс купить подарки к Рождеству. Думаете, министр, у которого вынули внутренности, – хорошее оправдание для моих внуков?
– Если хочешь, я узнаю, могут ли нам выделить людей в Стокгольмском…
– Ты имеешь в виду Петрена и его команду? Спасибо, не надо. С этим человеком мы точно не успеем до Рождества.
– O’кей, но у нас тоже не так много времени. Давай перейдем к делу. Для начала, почему ты здесь? Ты что-нибудь нашла? – спросила Малин. Судя по ее виду, для нее не представляло никакой проблемы отвечать ударом на удар.
Фабиан не сомневался, что Стуббс разорвала бы его на куски, если бы он хоть приблизительно говорил таким тоном.
Она посмотрела на Малин. Вид у нее был почти что обескураженный.
– Разумеется. – Она расстегнула защелки на сумке, откинула крышку, натянула на руки пару белых перчаток, достала черный матерчатый мешок, поставила его на стол, развязала узел и достала стеклянную банку. – Это стояло в холодильнике в ремонтируемой квартире на улице Эстгетагатен.
– Что еще за ремонтируемая квартира? – спросил Ярмо.
– Та, в которой мобильный Карла-Эрика Гримоса в последний раз подал сигнал, – ответила Малин и показала снимок обернутого в полиэтилен стола. – Как видишь, он, понятно, приготовлен для…
– Лучше вы займитесь этим, когда я закончу, – перебила ее Стуббс с натянутой улыбкой. – Спасибо, очень мило с твоей стороны. Я думала, что это может представить для вас интерес. – Она подняла банку, чтобы все могли видеть.
Фабиан сразу же узнал банку с сине-желтым логотипом фирмы Haywards. И точно как он предполагал с тех пор, как они обнаружили министра, в темной жидкости плавали отнюдь не маринованные луковички, а четыре глазных яблока.
– Это надо как можно быстрее отдать Тострем в судмедэкспертизу. Но, наверное, никто особо не удивится, если окажется, что два из них принадлежат министру, – продолжила Стуббс.
– А остальные два? – спросила Малин.
– Именно. Тут вы и понадобитесь. Ведь вы тоже должны приносить какую-то пользу.
Фабиан задумался, почему Малин задала этот вопрос. Потому что действительно не понимала или из вежливости. Сам он ничуть не сомневался, откуда эти глазные яблоки.
– Можно мне посмотреть? – спросил Томас.
– Смотри, но не трогай, – Стуббс поставила стеклянную банку на стол перед Томасом, который наклонился и внимательно посмотрел на плавающие в банке четыре глазных яблока с оторванными зрительными нервами, напоминающими хвостики. Два были с голубой радужной оболочкой, третий с зеленой и четвертый с карей.
Томас поднял глаза, повернулся к Ярмо с сосредоточенным видом и кивнул.
– Ты уверен? – спросил Ярмо.
Томас опять кивнул.
– Одна зеленая, а другая каряя. Это, должно быть, Фишера.
35
Эта мысль пришла ему в голову, когда Томас Перссон пошутил, что преступник, может быть, просто хотел есть. Наверное, было бы проще подойти к письменному столу и поискать в компьютере. Но Фабиан хотел, чтобы его оставили в покое, пока он не будет знать наверняка. Мысль еще только-только зарождалась, а из-за настроения в группе по причине слияния двух расследований ее могли сразу же отвергнуть. Поэтому он первым поспешил выйти из совещательной комнаты и спустился в бумажный архив в подвале здания полиции. Он принялся искать среди раздвижных стен и дошел до второго квартала 1993 года.
