И тут они вышли из грузовиков. Слепящие прожекторы, бронежилеты и автоматы. Не спрашивай меня откуда, но они знали. Залпы эхом отдавались от отвесных скал, а мы продолжали кидать. Я тоже, хотел показать, чего я стою. Что я держу свое слово. Но, Аиша, ничего не вышло. Просто ничего не вышло. Мы падали, один за другим, и свет прожекторов освещал в расселине скалы, обагренные кровью.
Они положили нас в ряд и осмотрели наши раны. Заквану по одну сторону от меня попали в глаз, но он был жив, а Васим по другую кашлял кровью. Мне в живот попали две пули, и я чувствовал, как истекаю кровью. Мог только смотреть вверх на черное ночное небо, где исчезли звезды. Собиралась непогода.
Услышал, как приехал и остановился еще один грузовик. Узнал голоса из лагеря. Попытался отвернуть лицо, когда они подошли и посветили своими карманными фонариками. Но меня никто не узнал, может быть, потому, что я был весь в крови. Меня потащили вместе с остальными и бросили в автозак.
Аиша, такое чувство, будто ты здесь и читаешь через мое плечо. Каждое слово. Каждое предложение. Я написал бы еще, но силы меня покинули. Должен собрать последние остатки, чтобы сложить письмо и положить его в конверт. Опустить в ночь. Надеюсь, Бог возьмет его и позаботится о том, чтобы однажды оно дошло до адресата.
Где бы ты ни находилась и что бы ни делала.
Однажды.
Эфраим Ядин».
76
Первой мыслью Софи Леандер было взять скальпель, перерезать себе сонную артерию и избавиться от мучительного ожидания. Просто погаснуть и исчезнуть в никуда почти так же заманчиво, как выжить, и, возможно, когда-нибудь в будущем выйти на свободу.
Все изменило вот это почти.
Стоило Софи прижать к шее лезвие и почувствовать, как сейчас оно войдет в нее, ее осенило: скальпель и тот факт, что она больше не привязана к столу, повышают ее шансы на несколько тысяч процентов. Конечно, она никак не сможет отсюда выбраться. Она осмотрела весь склад, но не нашла ничего, что бы могло ей в этом помочь. Даже два маленьких ключика, висевшие на крючке в одном из шкафов, ни к чему не подходили. К тому же двигатель двери-жалюзи находился с наружной стороны, и, похоже, внутри не было выключателя, который им управляет.
Но она может издавать звуки – пинать дверь ногами и звать на помощь, и таким образом заставить проходящих мимо остановиться и понять: что-то не так. Но пока что никто не пришел.
До этого момента.
Прижав ухо к двери-жалюзи, Софи слушала, как открылись большие ворота и в них въехала машина. Машина остановилась. Потом дверца машины открылась и закрылась. Шаги по твердому полу. Больше всего Софи хотелось стучать и молотить кулаками, производить как можно больше шума. Но не сейчас. Она по-прежнему не могла быть полностью уверена. Ей придется ждать, пока она не услышит, прошли ли шаги мимо или остановились, не доходя до ее бокса. Только пусть не останавливаются прямо у ее двери.
Софи вся дрожала от напряжения, и ее поразило, как мало ее беспокоит, что она совершенно голая. Как мало значит, кому принадлежат шаги. Мужчине или женщине, старому или молодому. Кто бы это ни был, она сделает так, что они не пройдут мимо нее. Шаги все приближались, и всего лишь через несколько секунд они пройдут мимо к одному из складов в глубине. И тогда она начнет действовать. Как только будет знать наверняка.
Но произошло то, что никак не должно было произойти.
Они остановились.
Затем наступила тишина, слишком короткая, чтобы она успела что-то предпринять, а потом заработал электродвигатель и дверь стала подниматься вверх. Но Софи хорошо подготовилась и точно знала, что спрячется за коробками с тошнотворной пищевой добавкой, и стояла наготове со скальпелем.
Софи поставила стол на место и разложила на нем куски картона и кое-что еще, пытаясь создать видимость, будто там кто-то лежит. Это выглядело не особенно убедительно, но могло дать лишнюю секунду, которая была ей так нужна, чтобы успеть броситься вперед, вонзить скальпель во все, что подвернется под руку, обыскать карманы в поисках ключей от машины, а потом просто побежать, не оглядываясь.
Электродвигатель заканчивал свою работу. Софи бесконечное количество раз прокручивала в голове, как, замерев, сидит на корточках и ждет, пока не увидит широкую спину вошедшего. Вошедший приблизился к столу. Только тогда она бросилась из своего укрытия и ударила скальпелем, который прорезал воздух.
И больше ничего.
Когда надо было делать следующую попытку, ее уже так сбили с ног, что она потеряла равновесие. Она ударилась головой о бетонный пол и выронила из руки скальпель. Последнее, что она спросила себя перед тем, как ей в лицо брызнули газом, – почему она не реализовала свою первую идею.
Когда Софи снова очнулась, она чувствовала себя так, словно за последние сутки словно ничего не произошло. Как будто это был всего лишь сон и она только что проснулась. Игра подсознания, которая подошла к концу. Поскольку она снова лежала, привязанная к обернутому в полиэтилен столу, и во рту у нее был зонд, закрепленный скотчем.
Но у нее больше не было сил придавать этому значение. Нисколько. Она уже давно оставила надежду на скорую смерть. Ей было попросту все равно, что произойдет. С этой минуты она решила отдаться апатии. Свести счеты и потушить свет.
Во всяком случае, она хотела этого больше всего.
Но сколько бы Софи ни пыталась, она не могла не спрашивать себя, что происходит. Почему у нее совершенно мокрые волосы и они пахнут шампунем? Она действительно слышит звук ножниц? Ее стригут?
На ее лице лежало влажное полотенце, и она не могла ничего видеть. Но слышала звон ножниц, когда те сделали свое дело и их положили на металлический поднос.
Ее волосы, конечно, надо было вымыть, и не один раз. Но разве она провела здесь так много времени, что ее надо подстричь? И разве имеет значение, что они немного отросли? Разве что-то вообще имеет значение?
Очевидно, да.
А что, если?.. Она не хотела додумывать эту мысль, но не могла удержаться. А что, если вопреки всему она выживет? А что, если она отбыла свое наказание, и теперь ее готовят к освобождению, и скоро она снова будет дома у своего любимого мужа? Как же она скучает по нему, по его теплым успокаивающим объятьям.
На нее положили что-то холодное, сначала на одну грудь, потом на другую. Затем на живот и дальше на ноги. Какой-то крем, который начали втирать руками.
Он хорошо пах.
Слабый запах кокоса.
77
Было только половина пятого утра, и до рассвета оставалось еще несколько часов. А что если вообще не рассветет? Но самый темный день в году еще впереди, подумала Дуня, когда, взяв картонный поднос с тремя кружками кофе, вылезла из машины и почувствовала, как холодный влажный ветер проникает во все маленькие невидимые дырочки в ее пальто. Даже вязаная шапка, которую мама Карстена подарила ей на Рождество и которую она упорно отказывалась носить, не сильно грела.
