Педерсен опять потянул себя за усы, переглянулся с Хеском и пожал в ответ плечами.
– Да, хорошо… – он подошел к стоящему в углу компьютеру и пошевелил мышью. – Но если там обнаружится что-то интересное, обещайте потом это стереть, ладно?
– Да-да, начинай.
Педерсен зашел на страницу архива историй болезни и хотел задать поиск, как увидел полученный мейл.
– Ой, уже есть результат анализа ДНК. Быстро сработано.
– Анализ ДНК образца спермы? Разве его не делают неделю? – удивилась Дуня.
– Я тоже так думал, – сказал Педерсен. – Они хотели закончить все дела до Рождества. Во всяком случае, вот он… – Он замолчал, чтобы прочесть еще раз.
– И?
Педерсен повернулся к Дуне, а затем к Хеску.
– Это Виллумсен.
– Бенни Виллумсен? – повторила Дуня и увидела, как Педерсен кивнул. Она не верила своим ушам. – Мы говорим об образцах спермы, которые ты нашел в Кате Сков?
– И в ней, и немного вокруг, если уж быть точным.
Дуня увидела, как рушится карточный домик, который она строила.
– О’кей, а теперь достань эти истории болезни, я хочу на них посмотреть.
– Дуня, хватит, – сказал Хеск. – Слейзнер разрешил нам продолжить до результатов анализа. Теперь у нас есть результаты.
– Да, но… – она повернулась к Педерсену: – Ты можешь показать мне истории болезни?
– Поскольку следствие, насколько я понял, окончено, ответ должен быть «нет».
– А вся эта болтовня о том, что преступник правша, больше ничего не значит?
– Как я уже сказал, и я очень хорошо помню, что я это сказал, существует допустимая погрешность. И на этот раз, похоже…
– Черт знает что. Какое-то безумие. Чем вы занимаетесь?
– Дуня, мы просто делаем свое дело. Пойдем отсюда, Оскару надо работать. – Хеск повернулся, чтобы уйти.
– Какого черта ты называешь это «делать свое дело»? Разве я по тебе не вижу? Ты ведь тоже считаешь, что здесь много чего интересного и можно идти дальше.
– Вот как, ты это видишь? – Хеск повернулся к ней. – И почему тогда я этого не делаю?
– Сказать? Либо просто из вредности. Либо, что более вероятно, тебе слабо пойти против Слейзнера, хотя ты, так же как и я, хорошо знаешь, что ему совершенно наплевать, что у нас не тот человек. Ему лишь бы статистика хорошо смотрелась.
– Ты забываешь о третьей альтернативе. Что на самом деле это был Бенни Виллумсен. – Хеск повернулся к Дуне спиной и покинул комнату.
81
Прижимая мобильный к уху, Фабиан вышел из лифта, спустившись на три этажа под землю, и пошел по коридору в сторону архива.
– Алле? Ты меня еще слышишь?
– Да, и если тебе хоть немного интересно, что я выяснила о Гидоне Хассе, ты сейчас меня выслушаешь, – сказала Нива и объяснила, как трудно было его найти.
Фабиан дал себе обещание, что вечер в «Людмаре» – его последняя встреча с Нивой. Но после разговора с Эдельманом он понял, что нет другого выхода, кроме как возобновить с ней контакт и рассказать все от событий последних суток до своих версий о том, как все взаимосвязано.
К его большому облегчению, она сразу поверила его рассказу и к тому же согласилась помочь, не требуя взамен ни баров, ни ужинов. Нива только предупредила, что будет принимать участие в расследовании, пока оно официально окончено.
– Гидон Хасс, или Гидон Эзра Хасс, это его полное имя, – врач и патологоанатом, который специализируется – а теперь сядь – на пересадке органов.
– О’кей. – Фабиан почувствовал, что наконец нащупывает нить. – А у него есть своя клиника?
– Была. А именно Израильский национальный судебно-медицинский институт в Абу-Кабире. По слухам, под его руководством институт собрал большое количество органов и тканей и служил своего рода узлом связи и одновременно одним из самых крупных поставщиков на черном рынке торговли органами. Еще всего лишь несколько лет назад эта деятельность была в Израиле совершенно легальной.
– Легальной?
– Да, поскольку они предпочитают, чтобы их хоронили целыми, добровольное донорство органов стоит у них на одном из самых последних мест в западном мире.
– Тогда откуда они получали все органы? – спросил Фабиан, продолжая идти вперед вдоль рядов передвижных полок, одновременно проверяя, есть ли связь.
– В основном от так называемых охотников за органами, которые орудуют в бывших советских республиках и в беднейших частях Азии и Латинской Америки. И если верить самым страшным обвинениям, часть органов они также брали у раненых палестинцев.
– Мило.
– Еще бы.
– Но в клинике в Абу-Кабире он больше не работает, – сказал Фабиан и дошел до полки под номером 152.
– Да, его уволили, как только новый закон вступил в силу, и с тех пор его не видели.
– Вот как. Он что, в бегах? – Фабиан отодвинул полку в сторону, протиснулся в образовавшийся проход и быстро нашел папки с архивным номером 0912-305.
– Как я уже сказала, он не делал ничего противозаконного, и ему не от чего бежать.
– И все же Хасс ушел в подполье.
Как он и думал, папки были пусты.
– Похоже, что так.
Конечно, в них лежали материалы, которые в глазах непосвященных могли напоминать материалы расследования. Несколько копий документов тут, несколько снимков там, но они не имели ни малейшего отношения к настоящему следствию.
82
Первый раз Дуня пошла на рождественский корпоратив в полиции Копенгагена два года тому назад. Она не могла оправиться от переживаний до весны, хотя была наслышана о реках алкоголя, танцах лимбо, где каждая неудачная попытка стоила предмета одежды, и сломанных под весом человеческих тел копировальных машинах. Но она не была готова к тому, что это поле битвы окажется во много раз хлеще, чем фестиваль в Роскилле. Коллег, которые в обычной жизни производили впечатление вполне благоразумных людей, словно подменили, и они вели себя как свиньи, которым сделали лоботомию. И это еще мягко сказано.
На следующий год она лежала дома с гриппом, который не оставлял ее в покое до января. Когда Дуня вышла на работу, никто не хотел рассказывать подробности, но решение руководства в дальнейшем проводить рождественские корпоративы по понедельникам говорило о многом.
Несмотря на это, Дуня сначала решила не идти. Главным образом потому, что Слейзнер посадил ее рядом с собой, но еще и потому, что знала, как переживает Карстен. Как бы она ни заверяла его, что ей никогда не придет в голову пойти на сторону, тем более с коллегой по работе, Карстен набрасывался на нее, как следователь на допросе, и требовал полного отчета за каждую проведенную на вечере минуту.
