– Этот патологоанатом. Что еще мы о нем знаем? – наконец спросил Томас, взболтав свой протеиновый коктейль.
– Он эксперт по пересадке органов и еще три года назад возглавлял патологоанатомический институт в Абу-Кабире. С тех пор, похоже, он ушел в подполье, – ответил Фабиан.
– Абу-Кабир. Разве это не город в Египте? – спросил Ярмо.
– Да, но это и район в Тель-Авиве. – Фабиан повернулся к Ниве. – Тебе не удалось найти его фото?
– А я все думала, когда же ты спросишь. – Нива протянула распечатку с принтера.
Фабиан сразу же узнал мужчину на снимке. Он повернулся к стене, где были прикреплены остальные фотографии, и снял тот, который изображал бывшего посла Израиля Рафаэля Фишера, сидящего за празднично накрытым столом вместе со своим сыном Адамом по одну руку.
– Видите? Это он? – он показал на мужчину по другую руку, который сидел, наклонившись к послу, как будто собирался сказать что-то доверительное.
– Вот он, этот черт, – сказал Ярмо и кивнул. – Это объясняет взаимосвязь жертв с израильским посольством.
– Каким образом? – спросил Томас.
– Вместо того чтобы обратиться к шведскому здравоохранению в поисках нового органа, они…
– Они обращались, – вмешалась Нива. – Я смотрела их истории болезни, и там ясно видно, что они стояли в очереди несколько лет вплоть до 1998 года.
– А что случилось потом? – спросил Томас.
– Они вышли из очереди, не сделав пересадки.
– И обратились к послу, который свел их с Хассом, – сказал Ярмо и потянулся.
– Что касается его сына Адама Фишера, тут нет никаких сомнений, – отозвался Фабиан. – А Карла-Эрика Гримоса, возможно, свел Эдельман, который в то время очень тесно общался с посольством.
– Так что теперь он делает все, чтобы убрать концы в воду, – заметил Томас.
Фабиан кивнул.
– Но как на них вышла Семира Аккерман, мы не знаем. Кто-нибудь знает, когда был сделан этот снимок?
– В августе 1998 года на свадьбе сестры Адама Фишера в Тель-Авиве, – сказал Томас, допив протеиновый коктейль.
– Опять Тель-Авив, – сказала Нива.
– Может быть, именно тогда у Адама Фишера появилось новое сердце? – предположил Томас. – Это объясняет, почему с палочкой он, а не его отец.
Фабиан кивнул.
– Фабиан, теперь совсем о другом. – Ярмо капнул молока в свою чашку. – Когда точно ты нашел переход между квартирами?
– Вчера вечером, в самом начале десятого.
Ярмо повернулся к Томасу, они обменялись взглядами, а потом опять повернулся к Фабиану.
– Значит, я слышал тебя в спальне.
Фабиан кивнул.
– Тогда непонятно, кто ворвался сюда. До вашего прихода я был уверен в том, что это те же люди, которые изъяли материалы расследования.
– Это наверняка было их целью. Только мы их опередили, – сказал Томас и улыбнулся, как торговец арбузами на пляже.
– Вопрос только в том, что мы будем делать, когда они вернутся, – сказал Ярмо.
Они замолчали, и вопрос повис в воздухе, словно до них только что дошло, как мало на самом деле у них сведений. Тишину прерывали только энергичные удары Нивы по клавишам.
– Послушайте, у меня есть идея, – наконец сказала она и оторвала глаза от экрана. – Хотя сейчас говорить об этом еще рано, и к тому же я совсем не уверена, что это сработает.
– Давай говори. Ты уже сказала А, – отозвался Томас.
– О’кей… Идея основывается на том, что с относительно большой долей вероятности мы можем сказать, что преступник находился в определенных местах в определенное время. Чем больше, тем лучше. Нам известно несколько таких мест. Например, мы знаем, что он вышел из Депутатского здания через заднее фойе 16 декабря ровно в 15:24. К тому же мы полагаем, что он находился в квартире на ремонте на улице Эстгетагатан вчера вечером прямо перед приходом Фабиана. Какие еще есть места?
– У нас есть видео с камеры наблюдения, где он выезжает из гаража на Слюссене в машине Фишера, – сказал Томас. – Мы должны проверить точно, но мне кажется, что это было во второй половине дня восемнадцатого.
– И склад «Shurgard», – добавил Ярмо. – Он был там множество раз. Хотя мы не знаем когда.
– Хорошо, и как ты собираешься это использовать? – спросил Фабиан.
– Проанализировав мобильный трафик в мачтах вблизи каждого места, где он находился в определенное время, мы должны найти по крайней мере один мобильный номер, который фигурирует везде. После чего остается только определить местоположение этого номера и схватить преступника.
Помимо звука компьютерного вентилятора и отдаленной автомобильной сигнализации в комнате царила тишина. Фабиан не знал, что сказать. Томас и Ярмо, очевидно, тоже. Но он был уверен, что они задавали себе тот же вопрос, что и он.
Почему никто не подумал об этом раньше?
Тишину нарушил мобильный Фабиана; на дисплее высветилось, что номер неизвестен.
– Да, алле…
– Это Фабиан Риск? – послышался загнанный женский голос.
– Так точно. С кем я говорю?
– Карнела Аккерман.
– Аккерман?
– Я сестра Семиры. Я думаю, вы видели меня на площади Стюреплан в пятницу. Вы можете со мной встретиться? Я знаю, кто побывал у вас дома.
– Скажите только время и место.
– Ресторан «Гондола». Я сижу и жду в самой глубине у бара.
Не успел Фабиан ответить, как в трубке щелкнуло.
88
Фабиан первый раз пришел в «Гондолу» с тех пор, как они были здесь на рождественском обеде всем отделом. Это было четыре года тому назад, и он почти забыл, какой отсюда открывается потрясающий вид. Хотя было темно и нависали тяжелые тучи, готовые разродиться еще одной снежной бурей, было необыкновенно красиво. Стокгольм буквально лежал у его ног, и, проходя через ресторанную часть в бар, он увидел все – от мигающей телебашни в районе Йердет до освещенных небоскребов на площади Хеторгет и вращающихся неоновых часов красного и зеленого цвета универмага NK.
Он не был уверен, что узнает женщину со Стюреплана. Тогда он был сосредоточен на ее сестре Семире. Но по загнанному взгляду, который она все время бросала через плечо, и рукам, нервно и судорожно сжимавшим стакан, он сразу же понял, что это Карнела Аккерман, и сел рядом с ней за стойку. Красивая женщина модельной внешности – золотисто-каштановые волосы, кожаные сапоги, джинсы, и вишневая водолазка, поверх которой надето ожерелье с крупными камнями.
– Я не знаю, что вам сказали в полиции о вашей сестре, но…
– Семира никогда бы просто так не пошла по льду, – перебила его Аккерман, не отрывая глаз от стакана. – Никогда. Вот я бы так могла. Я всегда бросалась в неизвестность и надеялась, что меня кто-то вытащит. – Она отпила вина и покачала головой. – Мама всегда говорила, что это из-за меня у нее так много седых волос. Хотя я всегда падала не в ее объятья, а в объятья Семиры. Она всегда подставляла мне плечо, и за все эти годы сестра меня ни разу не предала, а когда наконец пришла моя очередь подставить ей плечо, вот что получилось. – Карнела пыталась подавить рыдания, но ей не удалось сдержать слезы.
