Вечер прекрасно удался, и это вновь подтвердило, что вздорной вражде положен конец.
Я сожалела о том, что скоро должна уезжать, но слишком уж долго я отсутствовала дома. Мать заявляла, что мне совершенно необходимо возвращаться домой: теперь Дорабелла полностью оправилась, повеселела и должна была жить собственной жизнью.
Мои чувства были смешанными. Я успела подружиться с Джоуэном Джермином и увидела его в новом свете, но никак не могла избавиться от неприятного чувства, охватывавшего меня в Трегарленде. Я припомнила нашу поездку в Лондон, как мы там развлекались и с какой радостью я раскрывала талант Мэри Грейс. Казалось, там был совсем другой мир; если здесь мне доставляло удовольствие только общение с Джоуэном, то у Доррингтонов я постоянно пребывала бы в хорошем настроении. Возможно, неплохо на некоторое время съездить в Кэддингтон вместе с родителями.
В городке люди, казалось, проявляли ко мне особый интерес. Конечно, уже разнеслись новости об изменении взаимоотношений между Джерминами и Трегарлендами. Мне хотелось скрыться от этих слухов. Как было бы приятно оказаться в Лондоне, где человек имел право на частную жизнь, и общество понятия не имело об отношениях между отдельными людьми.
Сет пребывал в состоянии задумчивости. Похоже, его больше всех заботила дружба между Джерминами и Трегарлендами, хотя, возможно, он просто был единственным, кто это открыто проявлял. Однажды я заговорила с ним на эту тему. Когда я пришла в конюшню, он уставился на меня своими грустными глазами.
— Сет, — спросила я, — отчего ты так смотришь?
— Ничего хорошего не получится, мисс. Не выйдет…
— Ты о чем, Сет? — спросила я.
— Водиться с ними.
— С кем водиться?
Он махнул ладонью куда-то вверх.
— Они там сердятся, а чего еще им делать? Они не дадут забыть! Это все с живыми…
Я рассмеялась:
— Об этом ты не беспокойся, Сет. Все это вздор!
— Для вас будет не вздор, вот что будет. Попомните мои слова!
— Зря ты беспокоишься, Сет, — сказала я. — Знаешь… я хочу на прощанье прокатиться на Звездочке.
Когда наступила пора расставаться, Дорабелла всерьез опечалилась:
— Ты пробыла здесь так долго, что стала как бы частицей этого дома. Мне будет без тебя очень одиноко.
— Но у тебя ведь есть Дермот и Тристан!
— Мне будет не хватать тебя. Это совсем другое. Мы ведь всегда были вместе. Ну почему ты не можешь остаться?
— Когда Дермот женился на тебе, он и не предполагал, что вокруг тебя постоянно будут члены твоей семьи!
— Но я нуждаюсь в тебе, — ее лицо приняло обиженное выражение, что очень тронуло меня: я помнила это выражение с детства.
Дорабелла продолжала:
— Ты правда хочешь уехать в Лондон? Здесь ведь гораздо интересней!
— Мы пообещали погостить у Эдварда с Гретхен. У них скоро появится младенец, и они переезжают в новый дом. Ты же знаешь, как к ним относится мама: Эдвард для нее как сын.
В этот момент в комнату вошла мать.
— Ты еще не собралась? — спросила она меня. — Слушай, Дорабелла, что происходит?
— Я не хочу, чтобы вы уезжали!
— Но весной мы вернемся! Возможно, и ты приедешь к нам. Наверняка нянюшка Крэбтри скоро позволит Тристану путешествовать.
Дорабелла больше ничего не говорила, но, расставаясь, она прильнула ко мне едва ли не в отчаянии.
Когда мы ехали в экипаже, мать, до этого задумчиво смотревшая в окно, вдруг сказала:
— Надеюсь, Дорабелла не совершила ошибку?
— Что? — переспросил отец, встрепенувшись от дремы.
— Ее, похоже, очень расстроил наш отъезд… особенно разлука с Виолеттой. — Так они ведь очень привыкли друг к другу, — пояснил отец. — Все у нее будет в порядке.
— Не хотелось бы мне думать… — пробормотала мать.
— Что? — спросила я.
— Ах, ничего, все нормально. Она хочет, чтобы у нее были Дермот, ребенок, но заодно и ты. Это похоже на Дорабеллу!
Оказавшись дома, я ощутила облегчение. Здесь была совсем другая атмосфера, что в Корнуолле.
Я припоминала миссис Парделл, ее обиды и подозрения; старого мистера Трегарленда, которого не могла понять; Гордона Льюита, который показался совершенно другим человекам, когда мы были с ним там, на утесе, а потом постепенно вновь превратился в отчужденного одиночку, каким я запомнила его поначалу; и еще Сета с его туманными и малопонятными предупреждениями. Я внушала себе, что он полубезумен, но это не успокаивало меня.
Однажды ночью мне приснилось, что я иду вдоль берега, и из моря возникает фигура, делающая мне какой-то знак рукой. От испуга я проснулась и обрадовалась, поняв, что нахожусь в своей спальне, в старом добром Кэддингтоне, в доме моего детства, где все прозаично и надежно.
В феврале мы с матерью отправились погостить к Эдварду и Гретхен. Дом теперь производил впечатление гораздо более обжитого. Рождения ребенка ожидали в апреле, и мать сказала, что к этому времени мы непременно будем у них. Гретхен очень оживленно обсуждала дела, связанные с будущим малышом, но я чувствовала, что ее продолжают тяготить мысли о семье.
Конечно, нас пригласили к Доррингтонам. Мэри Грейс и миссис Доррингтон были очень рады видеть нас. Мы пришли во второй половине дня, и Ричарда не оказалось дома.
— Он будет очень рад, узнав о вашем приезде, — сообщили нам. — Эдвард сказал ему, что вы приезжаете. Вы непременно должны пообедать у нас. Как насчет завтрашнего вечера? Мать охотно приняла приглашение. Оказавшись у себя в комнате, я достала портрет Дорабеллы, который привезла с собой. Я поставила его на столик возле кровати и вспомнила слова матери о дурных предчувствиях. Я тоже начала об этом задумываться. Следовало помнить, что Дорабелла обычно действовала и говорила импульсивно. Она придавала своим капризам гораздо больше значения, чем они того заслуживали. Она сказала, что ощущает себя очень одинокой? Это оттого, что она хотела держать нас всех при себе? Или тут что-то другое? Я продолжала изучать портрет. Мэри Грейс сумела поразительной точностью уловить характер Дорабеллы. Милая Дорабелла! Я надеялась, что она обретет счастье. Я вспомнила радость на ее лице, когда она видела мой портрет. Она сказала, что держит его в спальне, но, когда я уеду, она спрячет его, потому что, глядя на него, она еще тяжелее переносит мое отсутствие. Хотя, как сказала она, время от времени она достает портрет, чтобы поговорить с ним. Я хорошо понимала ее чувства — ведь мы всегда понимали друг друга!
Возможно, мне следовало настоять на своем и остаться? Впрочем, мать, конечно, была права. Она была уверена в том, что Дорабелле, ставшей замужней женщиной, надо жить своей жизнью. Что касается меня, мне следует поддерживать нужные знакомства и наносить визиты в Лондон, а не уезжать в глухой угол страны.
