– Палата двести семнадцать. – Дежурная почесала руку.
Сердитой осой жужжала защитная дверь в реанимационный блок. Мать Кристофера отворила ее и двинулась по коридору. Свободных мест в боксах не было. Колото-резаные раны. Огнестрел. Ее захлестнуло не то безумие, не то бешенство, которое зрело, покуда она спала. Табличка с номером 217
[61] оказалась в конце длинного коридора. Даже не постучав, мать Кристофера ворвалась в палату.
И увидела его.
Ее малыш застыл на койке. У него была жутко пропорота рука. Тело изрезали сотни осколков. Лежал он с закрытыми глазами. Изо рта торчала здоровенная трубка, подсоединенная к скопищу мониторов. За него дышали аппараты. Аппараты за него питались. И мониторили все – от сердца до мозга. На глазах у матери Кристофера медсестра вносила какие-то цифры в больничную карту Кристофера и прервалась только один раз – чтобы почесать плечо.
– Что с ребенком? – спросила мать Кристофера.
Медсестра, вздрогнув, обернулась. Все, что отразилось у нее на лице, мать Кристофера зафиксировала тут же. Сначала медичка удивилась: кто такая? Затем поняла, что это мать, сделала непроницаемую мину и забубнила, как в церкви:
– Давайте я приглашу сюда доктора, мэм.
С этими словами она улизнула. Мать Кристофера подошла к койке. Взяла Кристофера за руку – и будто притронулась к раскаленной плите. Пощупала лоб. Прикинула, что жар у сына – за сорок. Обвела глазами мониторы; среди цифр и огоньков нашла датчик температуры.
Который показывал тридцать семь градусов.
С тумбочки мать Кристофера схватила контейнер, наполненный толченым льдом. Высыпала на ладонь пригоршню льдинок и бережно положила на детский лоб. Они таяли, как на горячем асфальте. От соприкосновения с кожей лед превращался в воду, которая тут же испарялась. Тогда мать принялась остужать Кристоферу подмышки, шею, грудь.
– Миссис Риз, – окликнул голос.
Обернувшись, мать Кристофера увидела в дверях врача. Лицо его закрывала хирургическая маска.
– Доктор, его нужно разбудить! – потребовала Кейт.
– Миссис Риз, прошу вас, присядьте.
– Нет! – выкрикнула она. – Ему необходимо проснуться. Разбудите его немедленно!
Врач опустил хирургическую маску. Бесстрастная мина получалась у него хуже, чем у медсестры. Что-то он хотел сообщить, но явно ничего хорошего.
– Миссис Риз, к сожалению, мы исчерпали все средства. Ничто не помогло. Мы не сможем оживить вашего сына.
– Это почему же? – Она запаниковала.
– У Кристофера зафиксирована смерть мозга, миссис Риз.
Эти слова упали ей на грудь и придушили. Но она тотчас же взвилась:
– Что за чушь! Его необходимо вернуть к жизни! ПРИСТУПАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО!
– Миссис Риз, поймите…
– Нет, это вы поймите! Моим сыном завладел некто посторонний!
Врач стрельнул глазами в сторону санитаров, топтавшихся на пороге. Те бесшумно вошли в палату.
– Кто-то завладел вашим сыном? Нельзя ли поподробнее, миссис Риз? – невозмутимо осведомился врач.
Она уже собралась было рассказать, как шептунья добивается, чтобы Кристофер заснул. А его воображаемый друг, славный человек, маскируется под белый пластиковый пакет. Но тут она заметила, что доктор безостановочно чешет ухо. А лицо его покрыто испариной. За спиной у нее топтались санитары. Не ровен час, еще и охрану вызовут.
Тебя примут за сумасшедшую, Кейт.
Она повторила про себя эту мысль – хотела убедиться, что слышит свой собственный голос, а не чужой.
Тебя примут за сумасшедшую, Кейт.
Голос – ее собственный. И она совершенно права. Мать Кристофера вгляделась в лица присутствующих. Такую же реакцию в свое время вызывал ее муж. Особую смесь спокойствия и напряжения. Готовность одним прыжком обездвижить пациента, проявляющего признаки нестабильности или агрессии. Вокруг нее, как в курильне опиума, все чесались. Врач. Медсестра. Санитары. Да и охрана, которая уже была тут как тут. Все только и ждали удобного повода, чтобы ее скрутить.
Она поняла, что Кристофер опять в больнице. Без сознания. Что и требовалось шептунье. А если та достаточно могущественна, чтобы такое устроить, то ей не составит труда исподтишка принудить любого доктора упечь безутешную мать куда следует – для «психиатрического освидетельствования».
– Кто же завладел вашим сыном, миссис Риз? – повторил врач.
– Никто. Простите. Это я просто… Я просто… – Она изобразила немую скорбь.
Все присутствующие тут же расслабились, как будто незримый сержант скомандовал «Вольно».
– Мы все понимаем, миссис Риз, – мягко сказал врач. – Я знаю, насколько это тяжело. Вас никто не торопит. Следующие шаги можно обсудить позднее.
Мать Кристофера догадывалась, что такое «следующие шаги». Это психолог, юрист, чистый бланк, ручка и похороны. Стоит ей только вывести на пунктирной линии «Кейт Риз», как этот докторишка тут же отключит от сети всю аппаратуру, которая поддерживает жизнь в ее сыне. И даже мысли не допустит, что у Кристофера нет никакой смерти мозга. Даже мысли не допустит, что ее сын просто заблудился. Там, где это выгодно шептунье.
– Извините, я сорвалась, – изобразив раскаяние, сказала она. – Не сомневаюсь: вы сделали все возможное.
– Не стоит извиняться, миссис Риз. Мы же понимаем. Вам нужно побыть одной. Вас никто не торопит.
Статисты, в том числе и мрачный охранник, который чесал бедро дубинкой и с вожделением поглядывал на мать Кристофера, покинули помещение. Оставшись в одиночестве, она поцеловала сына в горячий, потный лоб и тихонько, чтобы даже шептунья не услышала, сказала ему на ухо:
– Кристофер, я вытащу тебя отсюда, обещаю.
Глава 67
Эмброуз открыл глаза. И не сразу сообразил, где находится. Не смог вспомнить, как засыпал, но он же определенно проваливался в сон. Причем не раз. Черт возьми, почему он столько дрыхнет? Конечно, привычка в течение дня немного прикорнуть брала свое. В его возрасте такое нормально. Но когда из тебя получается форменный Рип Ван Винкль
[62] – это уже перебор. Последнее, что врезалось в память: он проспал все рождественское торжество. Теперь вот продрал глаза и пошел в столовку на ужин, но никого не застал. На часах было 2.17. А в настенном календаре появился очередной крестик, навсегда вычеркнувший целые сутки.
