Шериф на мгновение прервался.
– То есть как это «возросло вдвое»?
– Господи! Мы опять за старое, слово в слово?
– Виноват, Карл. Мне и в самом деле нездоровится.
– Повторяю для особо забывчивых. – Карл заговорил язвительным тоном, как умел только он. – Полная луна упала в воду, что ли, но весь город либо занемог, либо сходит с ума. Я двое суток не появлялся дома. Жена грозится: если не пойду с ней на ужин к теще, то могу забыть о рождественском подарке. Но я не готов так рисковать. Мне только раз в году положен минет.
Шериф невольно ухмыльнулся.
– Что ж, спасибо за помощь, Карл. Добрая ты душа.
– Это ты моей расскажи. Все, кончай мне названивать. С наступающим, – буркнул Карл.
– И тебя.
Друзья рассоединились. Шериф опять взялся за ручку, чтобы дописать. Зуд распространился по всей кисти. И навязчиво требовал внимания. Но шериф не поддавался. Хватит уже.
Камень – древесная окаменелость.
Весь город либо занемог, либо сходит с ума.
Совсем как
Проснувшись, шериф не сразу сообразил, где находится. А находился он в помещении архива. Миссис Руссо ушла. Не иначе как его повторно сморил сон. Некоторое время мысли кое-как продирались сквозь головную боль, но в конце концов подсказали, что он пытается установить связь между событиями, происходящими нынче в городе, и тем мальчонкой… Младшим братом Эмброуза… как там его звали?
имя… того мальчонки… его звали…
Зуд в левой руке сделался нестерпимым. Шериф невольно почесал ладонь и почувствовал, что форменная рубашка промокла от пота. В ночи у него, как видно, был скачок температуры. Собравшись закатать рукав, шериф обнаружил у себя на предплечье несколько записей, сделанных несмываемым маркером.
Имя мальчика – Дэвид Олсон.
Не спать. Звонить Карлу насчет инструментов ПРЯМО СЕЙЧАС.
Инструменты принадлежали детям.
Камень – древесная окаменелость.
Весь город либо занемог, либо сходит с ума.
Совсем как…
Он поддернул рукав и обнаружил, что записи продолжаются.
Совсем как в год исчезновения Дэвида Олсона. Последняя эпидемия гриппа закончилась сразу после исчезновения Дэвида. Неужели ее остановил Дэвид Олсон? Что он для этого сделал? Он спас нас всех?
Шериф дошел до плеча. Записи прекратились. Он безотчетно перешел к другой руке. Расстегнул пуговицу на мокром от пота правом рукаве форменной рубашки. Сделанные левой рукой записи получились корявыми. Но кое-как продолжались.
Город рушится. На такую фигню нет времени.
Шериф сам себе покивал. Это курам на смех. Срочных дел – выше крыши. Какого черта сейчас ворошить старые дела и протоколы о несчастных случаях?
Ты не сподобился даже съездить в больницу, чтобы проведать Кейт и ее сына, а уже собираешься звонить Эмброузу Олсону и талдычить про его брата, умершего полвека назад? Идиотизм.
Он закатал рукав повыше.
Забей на голос в голове. Он врет. Чтобы лишить тебя памяти.
Ладно. Это идиотизм. Ты чокнулся, если пишешь такую муть.
– Кто здесь? – в полный голос спросил шериф.
Сам знаешь. Это ты. Разговариваешь, как чокнутый, сам с собой.
Ты не чокнутый. Тебя отвлекает этот голос. Усыпляет.
– Кто здесь? – повторил он.
Голос умолк. Температура воздуха в помещении резко упала. Шерифу послышалось дыхание. Он развернулся. Рядом никого не было. Ему вдруг стало страшно. Он засучил рукав выше локтя.
Ты знаешь, для чего понадобились те инструменты! Спеши к Кейт! Что произошло с Дэвидом, то происходит сейчас с Кристофером. Торопись!
Шериф проснулся в помещении архива. Он не понимал, как умудрился заснуть снова. Но на сей раз он не стал прислушиваться к голосу, звучавшему в голове. Твердо решил не отвлекаться на слепящую головную боль. Не прошло и минуты, как нужная запись нашлась. Он обвел взглядом руку. Рукав был засучен выше локтя. И шериф чувствовал: под тканью рубашки спрятано еще одно сообщение. В архиве становилось все холоднее. Задержав дыхание, шериф закатал рукав до плеча.
Ты опоздал, шериф. Я протаранила их машиной.
Не чуя под собой ног, шериф рванулся прочь из архива. Сердце колотилось. Пусть в баре вспыхнет хоть сотня разборок. Пусть в камеру затолкают хоть сотню задержанных. Сейчас один-единственный вызов заслонил все остальное. Нужно было выручать Кейт с сыном. А уж потом вместе с ними разыскивать Эмброуза. Похоже, только их троица знала, как остановить это безумие – то ли эпидемию, то ли что-то пострашнее, – разъедавшее город изнутри. Взлетев по ступеням, шериф пронесся мимо листовки с изображением Эмили Бертович в главный офис полицейского управления.
Там он увидел миссис Руссо и четверку своих заместителей.
Истекая кровью, все они лежали на полу с огнестрельными ранениями.
Шериф огляделся. В офисе было пусто. Проверил камеры – никого. Преступники смотались. Теперь его движения направлялись интуицией и выучкой. Шериф бросился к своим подчиненным. Ближе всех оказалась миссис Руссо.
Он пощупал ее пульс. Слава Богу, жива. За неимением полевого перевязочного пакета он разорвал на бинты блузку миссис Руссо, а потом схватил рацию.
– Нападение на пятерых сотрудников управления. Требуется подкрепление!
Рация только потрескивала. Шериф и думать забыл о поездке к Кейт Риз и ее сыну: сейчас требовалось решить, кому из остальных подчиненных нужно оказать помощь в первую очередь.
– Пришлите подмогу в управление! Срочно! Отвечайте же, хоть кто-нибудь!
Но ответа не последовало. Радиопомехи внушали тревогу. Эти звуки, похожие на сигналы обезумевшего счетчика Гейгера
[63], будто возвещали, что органов правопорядка больше не существует. Где-то на подсознательном уровне шериф начал строить план действий на случай работы в одиночку. Выследить преступников. Добраться до Кейт Риз. Найти Эмброуза Олсона. В этих трагических обстоятельствах сохранялся один позитивный момент: все четверо сотрудников, включая миссис Руссо, были живы.
