на первых порах я старался ему помогать. показывал, что шептунья способна принимать разные обличья. учил дэвида не сходить с асфальта. объяснял, в точности, как тебе, что из домика на дереве можно следить за нею круглые сутки. но я ей не ровня. мои дела не составляли для нее тайны. она просто выжидала удобного случая, чтобы нанести удар.
У Кристофера восприятие разломилось надвое. С одного боку он видел, как глаза славного человека заволокла темная пелена. С другого боку он видел причину.
я был там в последнюю ночь. она захватила меня в плен, но мне удалось бежать. да только не вовремя. я пытался его спасти. дэвиду казалось, что он бодрствует, а на деле он брел во сне по той тропе, которую она для него расчистила. я видел, как шептунья проникла в соседний с олсонами дом. в той семье был выживший из ума дед. старики – легкая добыча для шептуньи. дед не помнил себя. и уж тем более не соображал, с чего надел перчатки и полез на чердак за старой детской коляской. с чего записал на допотопный магнитофон плач своей крошечной внучки. с чего принес эту запись на соседское крыльцо и поставил на воспроизведение, переполошив эмброуза и его подружку. взамен шептунья сулила вернуть старику память. наутро его нашли мертвым.
Кристофер явственно видел покойного. Над открытым гробом плакали родные. Их слезы обжигали Кристофера. Ему пришлось мысленно отстранить этих людей, чтобы остаться наедине со славным человеком.
– А что случилось с Дэвидом? – спросил Кристофер, накрыв рот пальцами.
поначалу он ничего не понял. ему и раньше частенько доводилось использовать свой домик на дереве для побега из воображаемого мира. как днем, так и ночью. однако на сей раз дверь заклинило. он даже не понял, что умирает. выбраться не получалось. он пробовал выбить дверь с воображаемой стороны. но так не делается. тогда он стал ходить по пятам за эмброузом, умоляя того подойти к домику на дереве с реальной стороны. «отвори дверь, эмброуз!» – кричал он. а шептунья знай шипела свое на ухо эмброузу, лишь бы не подпускать его к брату. для нее это была игра.
Сейчас все это разворачивалось у Кристофера перед глазами. Муки Дэвида. Скорбь Эмброуза. На миг он даже поместил в сходные обстоятельства самого себя. Наблюдал, как ходит по пятам за матерью. Умоляет открыть домик на дереве с реальной стороны. Видел, как мама плачет по ночам – и не мог даже ее погладить. Он почти чувствовал материнское горе. Это было невыносимо.
чего только я не предлагал, чтобы ему стало легче. и еду. и питье. показал ручей, где можно искупаться. рассказал, где есть безопасные места для ночлега. вот вроде этого. для диетика кошмарный сон – это пирожное. а для маленького мальчика пирожное было в пяти минутах от этого жуткого места. я учил его, чем себя занять. учил его выживанию. особенно в темное время суток. но вскоре она уволокла меня к себе. и много лет истязала за то, что я ему помогал. однако это не идет ни в какое сравнение с тем, что она сделала с дэвидом.
– А что она сделала? – спросил Кристофер.
сломала ему волю, как объезженному жеребцу. а потом превратила его в свою игрушку.
У славного человека потекли слезы. На Кристофера обрушились десятилетия страданий. В единый миг его пронзили муки совести и скорбь. Мозг уже не знал, сумеет ли выдержать еще. И вдруг облака расступились; в темноте образовались щелочки, сквозь которые мог просочиться свет. У славного человека потеплели ладони.
я думал, на этом все закончится. но тут появился ты.
Левым глазом Кристофер видел тончайший луч надежды на лице славного человека. А правым глазом видел мать, с которой ехал в город на их старенькой сухопутной акуле. У матери на голове была знакомая бандана. Кристофер раскинулся на пассажирском сиденье. Яркий, как фейерверк. Как само волшебство.
когда появился ты, возникло такое ощущение, словно кто-то щелкнул выключателем и зажег свет. после дэвида прошло так много времени, что глаза у меня не сразу к тебе привыкли. но я поморгал – и вот он, ты. яркий, как солнце. твой свет разогнал ее тьму. в тебе было такое могущество, что она испугалась.
– Испугалась меня? Но я еще не вышел из детства. Откуда у меня могущество? Я даже сил не набрался.
ты могуществен не потому, что силен, кристофер. твое могущество – в доброте.
Кристофер увидел, как его собственный свет заливает воображаемый мир. Он увидел, как щурится от этого сияния славный человек. И улыбается. А глаза у него небесно-голубые.
я люблю всех людей, кристофер, но ничуть не заблуждаюсь на их счет. отсюда нам с тобой видны истинные людские помыслы. тайные желания. мечты. человек может быть заботлив или себялюбив. он может быть жесток. одни опасны в той же мере, в какой другие – безобидны. но лучше тебя нет никого. твоя доброта ей не по зубам. ее страшит добро: она не может его одолеть. не может его предсказать. а потому пускается во все тяжкие, чтобы им ЗАВЛАДЕТЬ. она повсюду расставила почтарей, чтобы не дать нам тебе помочь. я мог с тобой общаться лишь при помощи тайных посланий. но дэвид… она не верила, что он будет молчать… и обрекла его на самую тяжкую участь.
– На какую? – спросил Кристофер.
Кристоферу пришел на ум змеиный язык, которым она наделила Дэвида. Ему пришли на ум все предвидения, которые Дэвид вынужден был от нее таить. От этих мыслей он содрогнулся.
и если мы тебя не вызволим, то же самое произойдет и с тобой.
У Кристофера навернулись слезы. Он уже не знал, чьи они. То ли Дэвида. То ли его собственные. То ли славного человека. А может, всех троих.
кристофер, у нас мало времени, поэтому слушай очень внимательно. в воображаемый мир существует четыре входа. два из них ты уже знаешь. это домик на дереве, который подчиняется тебе, и страшные сны, которые подчиняются ей. остаются еще два, которые неподвластны никому, поэтому она выбирает их лишь в самых крайних случаях. это кома. и смерть.
Кристофер воочию видел, как перед ним выстраиваются все слова славного человека. Он видел себя, идущего в домик на дереве. Видел кошмар, настигший его в школе. Видел, как отказывался глотать таблетку, бросаться под колеса на шоссе и погружаться в кому. Бился, как птенец в оконное стекло. Почуяв собственную смерть, он едва не отпустил руку славного человека. Из легких вышел весь воздух – и не возвращался. Как у полутрупа, извивающегося в грязи. Лишь бы выкарабкаться. Лишь бы выбраться на свет.
из воображаемого мира есть три выхода. первый – через домик на дереве, который она заперла. второй – пробуждение, но этот путь куда легче проделать из страшного сна, нежели из комы. И, наконец, третий.
Собираясь с мыслями, славный человек немного помолчал. Кристофер чувствовал, как тот взвешивает каждое слово, чтобы не слишком его напугать.
