– Вам нехорошо? – спросил Эмброуз.
– Все нормально, – сказала она. – Просто хочу минуту передохнуть.
Мать Кристофера опустила глаза на листки с записями. Попадись они на глаза санитарам, ее бы как пить дать упекли на двое суток для «психиатрического освидетельствования». Торопливо нацарапанные слова. Воображаемый мир, населенный шептуньями и почтарями, у которых наспех зашиты рты, а глаза застегнуты на молнии. Сейчас тот мир удерживал ее сына в капкане.
22 июня
ПреЖде чем убИТь Ее, Эту шептунью, наМ нужно Будет…
У матери Кристофера глаза не сразу привыкли к неразборчивым каракулям Дэвида. Ни у кого еще не встречала она столь тревожного почерка. Даже у покойного мужа. Перед ней был не почерк слабоумного ребенка. Перед ней был почерк ребенка перепуганного. При чтении она слово в слово расшифровывала послание. А затем шепотом повторяла его для Эмброуза.
22 июня
Прежде чем убить Ее, эту шептунью, нам нужно будет провернуть разведку, как в эпизодах того фильма, интерес к которому внушил мне эмброуз. Мы отследили каждый ее шаг при свете дня. Она внедряется в людей. Воин беспокоится, что я слишком перенапрягаюсь, пока прохожу курс обучения. Он не хочет, чтобы у меня отказали мозги. По этой же причине он не советовал мне брать на себя эту миссию, но я не послушался. Я отследил каждый ее шаг при свете дня. Она внедряется в людей. Увидел, как меняются люди, которые заражены ее гриппом. Я наблюдал, как она влезает в уши самым разным людям. А в результате человек начинает бояться собственной тени. Тень – это люди без света. Здесь делается страшно. Даже в дневное время. Город вот-вот сойдет с ума.
23 июня
Я спросил у воина, что со мной станется в случае поражения. Вначале он вообще отказывался отвечать, чтобы не вселять в меня страх. Но я нынче могущественней, чем он, а потому вытряс из него ответ. Он сказал, что шептунья сделает меня своей следующей игрушкой. Последняя разведывательная миссия – сегодня вечером. Воин твердил, что это рискованно, ведь я перестану быть невидимкой. Но я объяснил, что Эмброуз в опасности, а раз уж я бог, то придется мне сойти с небес. Мы отыскали ее логово. Даже не верится, что оно совсем рядом. Все это время таилось у нас под боком.
24 июня
Шептунья захватила воина. Я сделал непростительную ошибку. Счел себя непобедимым. В результате я теперь один. И все по собственной глупости. Отправился в воображаемый мир под покровом темноты и тем самым сыграл на руку шептунье: она заманила воина в капкан. Воин ринулся мне на помощь, но на него кинулись человеки-почтари, чтобы расцарапать его глазами-молниями. Как я ни старался, ничего путного для его спасения придумать не сумел. Но всякий раз, когда я, успокоившись, вплотную приближался к ответу, мне виделось, как некто сбивает оленя. Или лупит своего ребенка. Или пытается лишить себя жизни. Правильно говорил воин: не нужно было мне высовываться ночью. Ну почему я не послушался? Да потому, что возомнил о себе. Какой стыд. Теперь она его пытает. Даже на реальной стороне я чувствую, как он кричит. Нужно прорываться туда и спасать воина. Я один во всем виноват. Господи, помоги мне. Умоляю, помоги ее одолеть и спасти моего старшего брата, потому как…
Мать Кристофера перелистнула страницу и посмотрела на сына, лежащего без сознания. За него дышали аппараты. Аппараты за него питались. Аппараты за него жили. Единственным отголоском надежды были сигналы: бип-бип-бип. Она вернулась к странице дневника Дэвида Олсона. Эти безумные рисунки. Перепуганный почерк. Каждое слово подтверждало: выживание Кристофера и выживание мира – это одно и то же. Тогдашнее безумие стало безумием сегодняшним. Она думала о семенах, которые сеет шептунья. О нашептанных словах. Об угрозах. И о том, какая судьба ждет их всех, если всходы вдруг зацветут.
…вооБРажаемый мир тУт рядом.
Глава 75
Тормоз Эд продрал глаза до рассвета. Заглянув под одеяло, он заметил, что намочил кровать. В последнее время с ним это случалось частенько. Затем он посмотрел на деревья за окном и по непонятной причине сообразил, что сегодня его тянет в одно-единственное место.
В пиццерию «Чак И. Чиз».
Глупость какая-то. Он, конечно, еще ребенок, но эта пиццерия при всех своих достоинствах, видеоиграх и роботах-животных котировалась лишь чуть-чуть выше забегаловки. А ведь сегодня сочельник. В этот день у них было заведено ходить в гости к его единственной бабушке (после того как вторая бабушка умерла). Так они поступали каждый год. Но ему в голову лезло совсем другое. Его тянуло в пиццерию.
Слушай бабушку.
Он пошел в спальню к отцу, надеясь его растолкать, но отец только огрызнулся. «Побойся бога, темень еще. Иди спать». Ну Тормоз Эд, конечно, вышел, но перед тем стащил поставленный на зарядку отцовский мобильный – так бабушка велела. Оттуда Тормоз Эд перешел в главную спальню, которую занимала мама. Она тоже спала. Сыну говорилось, что ей требуется полноценный сон, а папа очень храпит. На самом-то деле – Тормоз Эд хорошо это знал – причина заключалась в другом: мать пила, родители из-за этого ругались, она говорила, что может завязать в любую минуту, отец требовал: «Так докажи», она огрызалась: «Да пошел ты» – и отправляла его спать в гостевую комнату, а он возражал: «Нет уж, это ты пьяная, вот и ступай в гостевую комнату»; тогда она начинала лить слезы и одерживала верх: отец переходил в другую спальню, тем более что мать для утоления печали все чаще прикладывалась к похожей на флакон из-под духов фляжке, спрятанной в сумочку.
Слушай бабушку.
– Мам, поехали сегодня в пиццерию? – шепнул он.
Она сняла ночную гелевую маску. Омолаживающую.
– Зайчик мой, сегодня ж сочельник. Нас бабушка в гости ждет.
– Понимаю. Но уж очень охота в «Чак И. Чиз».
– Чего? Уж прости, мой маленький, но ты совсем концы попутал. Марш в кровать.
– Ну можно хотя бы по дороге там перекусить?
– Отца спроси.
– Я уже спросил. Он сказал – можно.
Но этот номер не прошел. Отец, проснувшись, уличил Тормоза Эда во лжи и объявил, что сын наказан. Тем более что на рождественском торжестве тот ввязался в драку с Брэйди Коллинзом. Всему есть предел. Спутниковая антенна, припасенная в награду сыну за отличную успеваемость, на месяц арестована. Месяц – никакой «тарелки».
– Ну пап! Как ты не понимаешь? Мне позарез нужно туда заехать! – взмолился Тормоз Эд.
– Не дури. Одевайся давай. К бабушке пора ехать.
Они и так припозднились: отец обыскался своего мобильника. Попросил мать набрать его номер, чтобы найти по звонку, но ее мобильный тоже куда-то подевался. Им было невдомек, что оба телефона выкрал сын и бросил в сугроб. Покойная бабушка Тормоза Эда велела поступить именно так, пригрозив, что иначе не видать ему пиццерии.
