– Знаешь, где ты находишься? – спросил голос.
Кристофер лишился дара речи. Отрицательно помотал головой. Нет, не знаю.
– А хочешь узнать?
Кристофер кивнул.
– Да, хочу.
– Хорошо, только это секрет. У меня могут быть неприятности. Так что подходи ближе. Я тебе на ушко шепну.
Кристофер не сдвинулся с места.
– Не бойся, малыш. Я тебя не обижу. Присядь сюда.
Говорящий похлопал рукой по бортику ванны. Из запястий на белый фаянс тонкими ручейками потекла кровь. Кристофер хотел развернуться и убежать, но не тут-то было: ноги сами понесли его вперед. Сквозь пар. Сквозь облака.
– Вот умница. Подойди к папе. Вскоре ты все поймешь.
Кристофер сделал микроскопический шажок. Второй. Третий. К нему потянулись руки. Ладонь оказалась мягкой и гладкой, с табачными пятнами между пальцев.
– Молодец, Кристофер. Давай, обними меня.
Кристоферу на плечо легла чья-то рука. И, как одеяло, закутала его целиком.
– Где я нахожусь, папа? – спросил Кристофер.
Кристофер стоял совсем близко; до него долетало табачное дыхание.
– Ты не на асфальте.
Облака развеялись и открыли ухмыляющуюся фигуру.
Это была шептунья.
Глава 94
41,5°
биИп.
Сквозь застекленное окно на противоположной стороне коридора мать Кристофера смотрела на своего сына: тот боролся за жизнь. Она была обязана его спасти. Она была обязана раздобыть послание Дэвида Олсона, хранившееся у нее дома, на старом книжном шкафу.
Но по милости Мэри Кэтрин она осталась без машины.
Оба охранника, пробежав по коридору, распахнули дверь в палату шерифа. Они чесали свои красные лица. Одутловатые, потные. Загораживали собой выход. Из-за их спин появилась медсестра, которую мать Кристофера прежде не видела.
– Миссис Риз, все в порядке? – спросила она.
– Да. Все хорошо, – солгала мать Кристофера.
Улыбаясь, медсестра закашлялась от гриппа, который не был гриппом. Она чуть дольше, чем требовалось, задержала взгляд на матери Кристофера.
– Что почитываем? – спросила медсестра.
Вопрос на один тягостный миг завис в воздухе. Медсестра почесала локоть.
– Стесняюсь сказать, – вступил Эмброуз. – Она читает подборку писем моей покойной жены. Некоторые из них довольно откровенны. Если хотите – можете тоже почитать их мне вслух. Миссис Риз как раз собиралась отлучиться – принести мне кое-что из моей машины.
Эмброуз выудил из кармана ключ и поднял его перед собой.
– Вы же помните, где я обычно паркуюсь, правда? Старый битый «Кадиллак» на углу? Весь щербатый и помятый, как я.
– Помню, мистер Олсон, – сказала мать Кристофера.
– Вот и хорошо. Я посижу с Кристофером, пока вас не будет.
Он вручил ей ключ в обмен на дневник брата.
– Спасибо вам, мистер Олсон, – сказала она.
– Не за что. Это вам спасибо, мэм, – исправил положение старый солдат.
Сжимая в руке ключ, мать Кристофера протиснулась мимо двух сомнительного вида охранников и вышла из палаты. Она направилась прямо к выходу из отделения интенсивной терапии; там пришлось подождать автоматического открытия дверей. От боли под ребрами она содрогнулась. Действие обезболивающего заканчивалось, но время поджимало.
Да открывайтесь же. Ну. Быстрее, черт побери.
Она обернулась: медсестра везла Эмброуза на кресле-каталке обратно в палату Кристофера. Сын лежал на больничной койке.
41,6°
биИп.
Двери зажужжали, как стая саранчи. Мать Кристофера выбежала из отделения.
Глава 95
Внезапно миссис Хендерсон содрогнулась. От противного холодного сквозняка, который дул откуда-то изнутри. И напоминал зубную боль. Она понимала, что опаздывает. Это недопустимо. Так твердил ей голос.
Недопустимо.
Она ускорила шаг. Прошла мимо кранов и бульдозеров строительной компании «Коллинз Констракшн» – они застыли без движения, точь-в-точь как ее благоверный в больнице. Огромные бесполезные железяки, совсем как те, что поддерживают жизнь в этом мерзавце. В отличие от нее, врачи не могли взять в толк, почему он не умер. Но она-то соображала, что к чему. Знала, как это аукнется. Всем. И в первую очередь Кристоферу.
Припарковав автомобиль шерифа на обочине, миссис Хендерсон вошла в Лес Миссии.
Бывать здесь ей не доводилось, но куда идти – она знала назубок. Голос подсказывал. У дерева – налево. За валуном – направо.
Прямо по этой тропе, миссис Хендерсон.
Миссис Хендерсон бросила взгляд на грунт под ногами. И увидела следы всевозможных размеров. Все они вели к одному и тому же месту. Куда направлялась и она сама.
Быстрее. Еще быстрее.
Еле передвигая усталые ноги, миссис Хендерсон пустилась бежать. Из-за раны в боку, которая с каждым шагом раскрывалась, чувствовался легкий дискомфорт. Но, как любили повторять школяры, не надсадишь пупок – не срубишь дубок. В походных ботинках она пробиралась сквозь снег с грязью. Пробежала через тоннель, где за ней вприпрыжку, по-щенячьи, увязалось с десяток оленей. Голос в голове подгонял все громче и громче.
Шевелись. Время поджимает.
Миссис Хендерсон добралась до поляны и остановилась.
Вид был прекрасен. Прекрасней, чем ее муж, стоявший рядом с нею у алтаря. Прекрасней их клятвы верности. И первой брачной ночи. Миссис Хендерсон в жизни не видела ничего прелестнее. На поляне расположилось великолепное старое дерево, а на ветвях – красивейший домик.
Дерево окружили сотни людей.
Все хранили молчание, как в церкви.
Кое-кого из присутствующих она знала по школе – например, миз Ласко, Брэйди Коллинза, Дженни Херцог. Некоторых выпускников, которые в мгновенье ока превратились из милых ребятишек в лысых пожилых мужчин. Знакомы ей, однако, были не все. Кого-то она, возможно, видела в продуктовом, на заправке или во время краткого пребывания за решеткой. Так что в целом создавалось впечатление, будто она знала всех. Поэтому она чувствовала себя непринужденно.
Поэтому все они чувствовали себя непринужденно.
Она шла через поляну, и толпа расступалась перед ней, как воды Красного моря
[71]. Все лица повернулись в ее сторону. Все лица улыбались. Все были рады друг другу. Наступил день славы. Никакой боли. Никакого страдания. За всю свою жизнь миссис Хендерсон не ощущала духа Рождества как чуда.
