Эмброуз включил свет. Он был вовсе не в доме.
Глава 119
Кристофер прильнул к матери, которая несла его сквозь туман, втаптывая ногами грязь обратно в землю. Рядом, содрогаясь от раны в боку, бежал шериф.
– Теперь куда, Кристофер? – спросила мать.
Он закрыл глаза в поисках выхода. Но увидел только темноту. Эмброуз потерялся. Их загоняли в угол. Точно крыс, насильно толкали в лабиринт. С ними пребывал только свет его матери.
– Через мост, – прошептал он.
Кристофер чувствовал, что козий мостик как раз впереди. Отсюда он с закрытыми глазами мог бы показать выход из леса. Еще можно было успеть. Он еще мог спасти свою мать. Они перешли ручей по козьему мостику. Кристофер вглядывался в материнский свет. Где-то здесь была дорога к его дому. Пока у них оставался домик на дереве, найти выход из леса не составляло труда.
но домик на дереве теперь мой.
У него в голове этот голос стучался в стекло. Вдруг мир затих. Материнские следы исчезли.
я вас поджидаю.
Кристофер смотрел вниз, на тропу: они вновь перешли через козий мостик.
– Мы только что здесь проходили, – сказала его мать, сбитая с толку.
– Где мы?! – поразился шериф.
– Поворачивай, мам, – сказал Кристофер.
Она побежала обратно через тот же мост. Прибавляя ходу, мчалась к их дому.
Пока они вновь не очутились на том же месте.
тебе отсюда пути нет, кристофер.
Куда бы они ни сворачивали, дорога приводила их обратно в лес. Все глубже и глубже в чащу. Где тени. Где голоса в тумане. Вели на них охоту. Кристофер вспомнил, как в самый первый раз облако заманило его в лес. Вспомнил детский плач, потом хихиканье. Тогда ребенок бежал на четвереньках.
Как олень.
Сейчас на тропе прямо перед ними стояло двое детей. Дети не сходили с места. Они просто стояли.
– Майк! Мэтт! Это я! – закричал Кристофер.
Мальчики обернулись. У них были зашиты глаза и уши. Они тыкали пальцами в воздух и кричали.
– …ХХХИСССТОФЕР!
Эм-энд-Эмсы бросились им навстречу. Мать Кристофера посторонилась. Он слышал приближающийся топот. На них, как на кроликов, охотились сотни горожан. Размахивая ножами, откуда-то выпрыгнули Дженни Херцог и ее сводный брат Скотт. Следом неслась миз Ласко, вооруженная отбитым бутылочным горлышком, и чесалась, как наркоманка. Мать Кристофера бросилась по тропе в обратную сторону, но пути к отступлению больше не было. Остался только инстинкт выживания. В тумане повсюду виднелись люди. Кристофер ощущал их ярость. Которая выжигала лес. Голоса шумели все ближе. Ветер разносил заклинание.
«Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество».
Кристофер чувствовал, как через лес бежит Джерри с пистолетом. Семья Коллинз вооружилась пилами и молотками со стройки. Славный человек, подобно ножу, корежил людские умы. У Кристофера из носа и глаз потекла кровь. Жар нарастал с каждым новым голосом. С каждым новым преследователем, врывавшимся в лес.
– Мам, – пролепетал он. – Ты во что бы то ни стало должна спастись.
– Нет! – вскричала она, а ноги прибавили скорости. – Говори, куда бежать!
– Бежать некуда, мама.
Но мать не останавливалась. У нее и в мыслях не было сдаваться. Она искала дерево, чтобы спрятаться или залезть повыше, но деревья внезапно исчезли. Остались только свет и туман. Кристофер запрокинул голову и увидел луну. Сверкающую голубизной.
Кругом хрустели ветки. Со всех сторон слышались голоса. Они выкрикивали заклинание.
«Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество».
Откуда ни возьмись выскочило чье-то тело и запрыгнуло на шерифа. Мать Кристофера обернулась. Шериф исчез. Она стала его звать.
«Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество», – скандировали голоса. И приближались.
Кристофер поискал материнский свет, но увидел только облака. Только тьму. Заклинание повторял один-единственный голос ветра.
Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество.
С этим голосом ветер летел через лес, унося с собой туман. Исполинские закрученные смерчи выдыхали эти облака обратно в небо. Ни ветвей. Ни деревьев. Кроме одного.
Они очутились на поляне.
Весь город гнался за ними по пятам. Шерифа бросили на землю под дерево. Поляну сплошь заполонили горожане.
Домик на дереве затерялся.
Ждать спасения было неоткуда.
Человеки-почтари вооружались кто ножом, кто камнем. В Кристофера под разными углами целились оружейные стволы. Мать Кристофера заслоняла его собой.
– Не подходить! – прокричала она.
Толпа прибывала. Впереди этой своры вышагивала миссис Хендерсон. Миссис Коллинз держалась рядом с мужем, влажно клокоча краской в легких. Миссис Кайзер припадала на сломанное бедро. Кристофер задрожал.
– Мама! Ты им не нужна! Они пришли за мной! Умоляю, беги!
Она прижала его к груди еще крепче и не сходила с места. Толпа наступала. Мать Кристофера попятилась к дереву. Шериф кое-как поднялся с земли.
– Все назад! – оглушительно прокричал он. – Пока еще закон – это я!
Толпа приближалась. Как один человек. Дышала, как один человек. Кристофер вглядывался в лица, тонущие в страхе и ненависти. Боль была нестерпима. Наткнувшись на дерево, он упал навзничь. И увидел сцену, страшнее которой не знал.
Тормоз Эд и Брэйди Коллинз.
С оружием наизготове они сошлись в центре поляны. У них в глазах белело убийство. Каждый заговорил голосом своей бабки.
– Брэйди убьет твою мать, Эдди! Пристрели его! – требовал Тормоз Эд.
– Тормоз Эд убьет твою мать, Брэйди! Пристрели его! – требовал Брэйди.
В последний момент они подняли оружие и прицелились, как им казалось, друг в друга.
Но на деле стволы были направлены прямо на Кристофера.
– Слушай бабушку, – в унисон сказали два голоса.
И каждый из мальчиков спустил курок.
Кристофер закрыл глаза, готовясь принять две пули.
Но до него не долетела ни одна.
Кто-то заслонил его собой.
Это был шериф.
Он оказался перед Кристофером и его матерью; одна пуля попала ему в плечо, другая в спину. Шериф упал на землю. И потянулся к матери Кристофера. В глазах была растерянность, как у брошенного ребенка. Он пытался произнести ее имя, но слова тонули в крови. Он силился не потерять сознание. Остаться в живых. Ради нее. Ради ее сына. Мать Кристофера выкрикивала его имя, но он, истекая кровью, рухнул ничком без чувств. Толпа в один голос вскрикнула, и тут вперед выскочил Джерри. При виде Кристофера его перекосило от злобной ревности.
