Она бросилась на Кристофера и впилась ногтями ему в горло. Внезапно из шкафчика вырвался славный человек. От столкновения эти двое грохнулись оземь.
– Так и знала, что это ты! – прошипела она.
Только сейчас до Кристофера дошло, что все это было подстроено. Но капкан поставили не на него. Грязные ногти вонзились в славного человека. Дети запрыгали. Завыли. Все, кроме Дэвида Олсона, который съежился в дальнем конце коридора, а потом нырнул в ближайший шкафчик, чтобы скрыться из виду. Отсидеться. Славный человек схватился с лахудрой. Та разинула пасть и ощерила острые, как бритва, собачьи зубы. Она оказалась сильнее. Проворнее. Сверкала глазами. Вопила, норовила лизнуть, шипела. Фшш. Фшшшш!
Славный человек встретился глазами с Кристофером.
Он хотел что-то сказать.
– ХВАТИТ ЕМУ ПОМОГАТЬ! – взвизгнула шептунья, и ее собачьи клыки вонзились в горло славному человеку.
Глава 40
Еще не открывая глаз, Кристофер зашелся в крике.
Сверху вдруг нависло лицо миз Ласко. Нельзя терять ни секунды. Кристофер вскочил, чтобы ее оттолкнуть.
– Не троньте меня! – закричал он.
– Кристофер, успокойся, – сказала миз Ласко.
– Вы хотите меня убить! – взвизгнул Кристофер, вцепившись ей в руку ниже локтя. Лоб у него горел, но он тут же погнал этот жар вниз, до кистей рук. Его пальцы, словно угольки, обожгли миз Ласко сквозь рукав ее хлопковой блузы.
– Кристофер, прекрати! Мне больно! – вскрикнула она.
– Пожалуйста! Не отдавайте меня им на съедение! – взмолился Кристофер.
Его привел в чувство чей-то смех.
Кристофер осмотрелся. В актовом зале продолжался экзамен. Ученики сидели за столами и писали. Но теперь ни у кого не были зашиты губы. Наоборот, все, разинув рты, хохотали.
– «Пожалуйста! Не отдавайте меня им на съедение!» – паясничал Брэйди Коллинз.
– Заткнись, Брэйди! – вмешался Тормоз Эд.
– Если уж кого и отдавать на съедение, так это Тормоза Эда – он самый сочный, – изрекла Дженни Херцог.
Одноклассники веселились напропалую. Кристофер присмотрелся к миз Ласко. Ногти чистые. Ни грязинки. И глаза совсем не рвотного цвета. Никакой шептуньи. Только настоящая миз Ласко. И она…
Смотрела на него с ужасом.
– Кристофер, тебе приснился страшный сон. Отпусти, пожалуйста, мою руку.
Он отпустил. Миз Ласко тут же поддернула рукав: на коже выступали россыпи мелких волдырей. Она снова повернулась к Кристоферу, который был напуган даже больше нее.
– Простите, миз Ласко, – сказал он.
– Ерунда, – ответила она. – Небольшое раздражение. А сейчас давай-ка я отведу тебя в медпункт.
– Зачем? Со мной уже все в порядке.
– Пусть медсестра шею твою посмотрит, вот тут, сзади.
Сначала Кристофер даже не сообразил, о чем речь, но потом заметил на белой учительской блузе кровавые отпечатки своих ладоней. Глянул на ногти – содраны до мяса. Пощупал шею. Оказалось, он разодрал себе кожу в том месте, где его поцарапала шептунья.
– Ну, пошли, – мягко поторопила миз Ласко.
Как только Кристофер встал с места, гогот возобновился. Первыми захихикали ребята, сидевшие за соседними столами. В считаные секунды смех разнесся по залу: все ржали, показывали на него пальцем, перешептывались. Кристофер посмотрел вниз и понял.
Пятно мочи.
Оно расползлось по его вельветовым брюкам, превратив ткань из бежевой в темно-бурую. При всех напрудил в штаны. Он поднял взгляд на миз Ласко. Хотя у нее слегка саднило правую руку, она тут же переключила внимание на сгорающего от стыда мальчонку. А потом взяла его за руку и повела в медкабинет.
Миз Ласко сейчас…
Миз Ласко сейчас… заливает в термос водку.
Миз Ласко сейчас… жует резинку, чтобы перебить запах.
Кристофер лежал на жесткой пластмассовой койке в медпункте. Голова у него раскалывалась, лоб горел. За щекой он держал термометр. Чтобы разобрать цифры, пришлось скосить глаза к переносице. Кристофер с большим трудом разглядел, что температура ползет вверх.
37,2. 37,7. 38,3.
Он перевел взгляд на школьную медсестру, которая обрабатывала волдыри миз Ласко. Аккуратно смазав ожог какой-то мазью, она наложила учительнице неплотную марлевую повязку.
– Не снимайте пока, – предупредила сестра. – Через пару дней все пройдет.
Термометр запищал. Медсестра подошла и вынула его у Кристофера изо рта.
– Тридцать восемь и девять, – сообщила она. – Лежи, мы позвоним твоей маме.
Медсестра думает…
Медсестра думает… что я нарочно разодрал себе шею.
Миз Ласко и медсестра ушли за перегородку, чтобы позвонить матери Кристофера. Внезапно его охватила паника. Если мама узнает, что он болен, то больше не выпустит его из дома. Тогда прощай, школа. Прощай, домик на дереве. Прощай, любая возможность помочь славному человеку. Но температура – это не главное. Мама увидит пятна мочи на вельветовых брюках и раны на шее. Начнет задавать вопросы. А он даже ответить не сможет. Потому что теперь за ним следит шептунья.
– Миз Ласко, извините, можно мне в туалет, умыться? – спросил Кристофер.
– Конечно, Кристофер, – улыбнулась она.
Миз Ласко…
Миз Ласко… думает про спиртное в термосе.
Миз Ласко… весь день ходит в школе пьяная-пьяная-пьяная.
Кристофер выскользнул в коридор и бросился в туалет для мальчиков на втором этаже. Там было пусто. Никто не соревновался на дальность. Наконец-то можно побыть одному. Он посмотрел на настенные часы. Экзамен закончится только через пять минут. Время еще есть. Быстро сняв брюки, он включил холодную воду. Затем подставил пятно под кран и начал тереть. Даже намылил. Пытался застирать. Но пятно не исчезало. Кристофер тер и тер. Усердно намыливал и полоскал, намыливал и полоскал, намыливал и полоскал. Не помогало. Брюки намокали все сильнее и сильнее. Щеки становились все краснее и краснее. Он сгорал от стыда.
Не получается. Она увидит мокрые штаны.
Увидит раны на шее.
И ни за что не отпустит меня в домик на дереве.
Кристоферу непременно требовалось туда вернуться, и не важно, что он пообещал другое. Ему непременно требовалось отыскать славного человека, пока того не убила шептунья. А вдруг уже поздно? Вдруг славный человек – словно осенний листок? Обнажатся ветви – считай, он пропал. И Кристофер останется один.
Он взглянул на часы. Осталось две минуты. Закрыв кран, он выжал брюки. Поднес их к сушилке для рук. Нажал кнопку, и под струей горячего воздуха брюки надулись, как воздушные шары на том школьном празднике. Остановившись перед зеркалом, он поднял воротник свитера, чтобы закрыть шею, как делал, когда боялся вампиров. Затем включил сушилку повторно и отметил, что ткань брюк стала понемногу светлеть. Но уж очень медленно.
