И побежала прямо на него.
– Ты не на асфа-а-а-а-льте! – кричала она.
Кристофер кинулся к выходу. Шептунья прыгнула на него как раз в тот момент, когда он отворял дверь, и тут ему в глаза ударил луч фонарика.
– КРИСТОФЕР! СЛАВА БОГУ! – воскликнула Мэри Кэтрин, распахнув дверь в домик на дереве.
Фонарик в ее телефоне ослепил Кристофера. На секунду он перестал понимать, где находится. Думая, что это шептунья, он схватил ее за руку. Жар потек ото лба к его пальцам.
– Ай! – вскрикнула Мэри Кэтрин. – Перестань! Мне больно!
Кристофер осмотрелся и понял, что больше не в пансионате. А снова в домике на дереве. Шептунья больше не пытается его схватить. Это Мэри Кэтрин. Кристофер отпустил ее руку. Она содрала с себя куртку и закатала рукав свитера. Кожа покраснела. На руке вздулись мелкие волдыри.
– Прости, – произнес Кристофер.
– Где тебя носило, скажи на милость? – поинтересовалась сердитая, перепуганная Мэри Кэтрин, потирая ожог.
– Мне не спалось, вот я и решил прийти сюда поиграть, – ответил он.
– Ты в курсе, что из-за тебя у нас обоих могли быть огромные неприятности?
– Я не хотел. Ты меня простишь?
– Только Бог может тебя простить. И Он простил бы. Поэтому да, я тебя прощаю. Пойдем. Нужно отвести тебя домой. Посмотрим твой нос.
Кристофер поднес руки, чтобы вытереть нос, и увидел на кончиках пальцев кровь, мокрую и красную. Лицо у него горело. Суставы болели. А зуд разгорелся до ослепляющей головной боли. Никогда в жизни не чувствовал он себя таким больным. Даже когда лежал с гриппом.
Кристофер вспомнил, как гнал по шоссе. Невидимкой. Как благодаря зуду четко соображал. Если из-за этих способностей на реальной стороне он чувствует себя настолько плохо, то вряд ли выдержит такое испытание повторно.
Это может его убить.
Мэри Кэтрин дружески помогла Кристоферу выбраться из домика на дереве. При каждом шаге у него скрипели суставы. Кристофер посмотрел вверх. Уже стемнело. Небо прочертила падающая звезда. Еще одно солнце. Еще одна душа.
Спустившись на землю, он посмотрел на белый пакет, висящий на ветке рядом с деревом. Инстинктивно открыл его – пусто. Ни рождественских открыток. Ни тайных записок. Только зуд. Кристофер вернулся мыслями к следу из хлебных крошек, приведшему его в «Тенистые сосны», и к последней строке на открытке Дэвида.
P. S. Спасибо за бейсбольную перчатку.
Кристофер вспомнил и другие моменты, когда чувствовал запах бейсбольной перчатки. Иногда это случалось у него в комнате. Иногда в автобусе. Чем дольше он размышлял, тем яснее осознавал, насколько реальным был запах. Бейсбольный сезон давно завершился. Дети давно не носили с собой перчатки, только футбольные мячи. Поролоновые или пластмассовые. Но запах бейсбольных перчаток оставался рядом.
Прости, что иногда тебя пугаю. Я не нарочно.
Кристофер закрыл глаза. Позволил зуду хозяйничать у себя в мозгу. Увидел перед собой след из хлебных крошек. Пробелы между словами. Мысли, играющие в прятки. Ведущие его по следу. Первая открытка приказала ему ИДТИ, КУДА ВЕДЕТ ТЕБЯ НОС – к старушке на чердаке, чья открытка велела сейчас же навестить мать. Ей без тебя плохо. И велосипед, появившийся у дома Дэвида Олсона ровно с таким расчетом, чтобы Кристоферу хватило времени добраться до матери ровно в тот момент, когда она вручала Эмброузу рождественскую открытку от Дэвида, заканчивавшуюся словами P. S. Спасибо за бейсбольную перчатку, последним кусочком пазла.
Зуд прекратился. Кристофер открыл глаза. Он чувствовал, что из его носа течет кровь, и даже чувствовал ее на языке. Но ему было все равно. Потому что наконец-то он поймал мысль, игравшую в прятки. Дэвид – не демон. Только маленький мальчик, передающий записки. И существует лишь одно место, где один ребенок может оставить записку другому. Даже если их разделяют десятилетия. Место, куда каждый ребенок из Милл-Гроув ходит за книгами.
Библиотека миссис Хендерсон.
Мэри Кэтрин снова наставила фонарик на тропинку. Обратила внимание на двух оленей, замерших при виде света.
– Господи Иисусе. Ненавижу оленей, – произнесла она, крестясь. – Короче, как отсюда выйти?
Кристофер увел Мэри Кэтрин с поляны. Откуда-то издалека доносился звук бульдозеров, выкорчевывающих деревья. Мистер Коллинз выиграл суд. Строительство возобновлено. Кристофер так и думал. Скоро мистер Коллинз прокорчует себе дорогу до самого домика на дереве.
– А для чего именно служит этот домик на дереве? – спрашивал он славного человека.
ты построил портал в воображаемый мир.
Может статься, славный человек в плену, может статься, под пытками – Кристофер не знал.
Не знал, жив ли славный человек вообще.
Все, что он знал: пока славного человека нет рядом, некому защитить мир от шептуньи.
Кроме него самого.
Глава 44
Тормоз Эд проснулся. Почесал локоть и посмотрел на дерево за окном своей комнаты. Дерево было все в снегу. Снег пригибал ветви к земле, из-за чего они смахивали на нездоровую улыбку.
Нездоровая улыбка, Эдди. Вот что такое хмурый вид. Просто улыбка, которая приболела.
Так говаривала бабушка, прежде чем иссохла и умерла. Он не знал, почему сейчас о ней вспомнил. Как будто она сейчас находилась рядом с ним в комнате. Пахла старым платьем. И шептала:
Слушай бабушку.
Тормоз Эд вылез из кровати.
Холодный деревянный пол не чувствовался под ногами. Он подошел к окну. Открыл его и посмотрел на мокрый снег, лежащий на водоотливе. Набрал в руку и слепил снежок. Идеально круглый. Идеально гладкий. Как Земля. Руки почему-то не чувствовали холод. Наоборот, было приятно. Как вынутая из морозилки сахарная вата из парка аттракционов «Кеннивуд».
Не объедайся. Получишь заворот кишок. Слушай бабушку.
Тормоз Эд закрыл окно. Он не ощущал, как морозный воздух охлаждает его лицо. Но теперь щеки покраснели, и хотелось пить. Не из-под крана. Из фильтра. Тормоз Эд прошел по коридору. Миновал гостевую спальню, где спал отец. Снежок таял у него в руке, маленькие капельки приземлялись на паркет, и получался будто след из хлебных крошек. Тормоз Эд миновал хозяйскую спальню, где спала мать.
– Почему вы спите в разных комнатах? – как-то спросил он у матери.
– Потому что твой отец храпит, детка, – ответила мать, и он поверил.
Тормоз Эд спустился по лестнице. Зашел в кухню, налил себе воды из фильтра. В свой любимый стакан. Халк… пить! Он проглотил воду за десять секунд. Жажда не проходила. Выпил еще стакан. И еще. Казалось, что у него температура. Но чувствовал он себя нормально. Просто немного разгорячился. Просто в кухне очень душно.
