Это ему отец выболтал. Давай сюда таблетку, Кейт.
– На его похоронах ты поклялась всегда верить своему ребенку, если станешь матерью. Когда ты была маленькой, тебе не верил никто. Ты жаловалась и матери, и тетке, и бабушке. Но никто не вступился. А ты в детстве была до того безумной, что думала – можно закрыть глаза и уничтожить весь мир. Но даже попытку не сделала, потому что не придумала, где тогда будешь жить.
Это ему отец выболтал. Ты же знаешь. Не поддавайся.
Мать Кристофера почувствовала, как по дому пронесся электрический разряд. Запахло озоном. Как при ударе молнии. Когда сталкиваются два облака. Волоски у нее на затылке встали дыбом. Казалось, сын наэлектризован, как воздушный шарик, который потерли о свитер.
– Все нормально. Мы справимся, солнце. Обещаю, – сказала она.
– Ты сбежала из дома и познакомилась с папой. При первой же встрече ты попросила, чтобы он дал тебе тумака, потому что привыкла считать: бьет – значит, любит. Он не стал этого делать. Наоборот, он тебя обнял. Ты расплакалась и никак не могла успокоиться.
Твой муж был сумасшедшим, Кейт. Зачем-то все рассказал сыну. Давай сюда таблетку.
– Мам… Я знаю, что папа покончил с собой в ванне. Знаю, ты очень мучилась, но почти все от меня скрывала. Ты все время кочевала с квартиры на квартиру – хотела отделаться от той крови, но не могла, и мы опять срывались с места. Когда вы познакомились с Джерри, тебе было совсем невмоготу. Я знаю, Джерри тебя ударил, мама. И потому ты меня увезла в безопасное место. А ради тебя никто на такое не пошел.
– Откуда ты это знаешь, солнце? – с трудом выдавила она.
– Мне славный человек рассказал.
Обалдела, что ли, Кейт? Он сумасшедший. Дай ему таблетку.
– Он попросил меня о помощи – создать портал в воображаемый мир. Потому что шептунья собирается разбить стекло между их стороной и нашей. Мы должны ее остановить, мама! Она опасна. Когда ты была в гостях у Джилл, я сидел с вами на кухне. Ты еще подумала, что кофе пролила Джилл, но на самом деле это сделала шептунья. Она только и ждет, чтобы я уснул. Добьется, чтобы я вывел ее на славного человека, и тут же меня прикончит – боится моего могущества.
Хочешь потерять еще одного родного человека? Вот и будешь куковать в одиночестве – этого ты добиваешься?
– Но вылазки на воображаемую сторону забирают из меня все соки. Потому и кровь носом идет. Причем не моя. Это твоя кровь. И папина, которая натекла в ванну. И кровь миссис Кайзер. Мама, поверь! Я чувствовал ожог от кофе у тебя на руке. Чувствовал всех стариков на празднике. Тех людей в больнице. Я чувствую муки каждого. И радости каждого. То, что я знаю о людях, меня убивает!
Нет, ты такое слыхала, Кейт? Убивает его! Таблетку давай сюда!
Мать Кристофера обомлела.
Прижав сына к груди, она заглянула ему в глаза.
– И что же ты знаешь о людях, солнце?
– Все.
Бросив это слово, одно-единственное, Кристофер прильнул к матери и разрыдался. Она обнимала сына, который теперь настолько ослаб, что уже не мог сопротивляться. У нее появился шанс.
Дай ему таблетку, Кейт.
Мать Кристофера держала в объятиях своего маленького мальчика, который судорожно всхлипывал. И дрожал от постоянного недосыпа. На нее разом нахлынули воспоминания о всех годах материнства. Вплоть до каждой подушки, перевернутой на прохладную сторону. Вплоть до каждого горячего сэндвича с сыром, поджаренного по его вкусу.
Дай же ему таблетку, Кейт! Преступная мать!
Она замерла. И вслушалась в этот голос.
Ты преступная мать, Кейт. Немедленно дай ему таблетку!
И тут до нее дошло: голос – не ее.
Очень похожий. Почти неотличимый. Верный тон. Та же беспощадность к себе. Тот же внутренний монолог, который годами ее судил.
Но…
Преступной матерью Кейт Риз не была никогда. Из нее вышла отличная мать. Быть матерью Кристофера – единственное, в чем она преуспела. А теперь какая-то гадина ловко подражает ее голосу, пытаясь убедить в обратном. Какая-то тварь жаждет опоить Кристофера этими таблетками. Какая-то тварь норовит его усыпить. Какая-то тварь положила глаз на ее сына.
– Кто это? – вслух спросила мать Кристофера. – Кто здесь?
В кухне было тихо. Но она чувствовала: рядом кто-то ползает.
– Мам, теперь ты мне веришь? – прошептал Кристофер.
Мать Кристофера посмотрела на пузырек с таблетками, который все еще сжимала в руке. И одним движением высыпала арипипразол в раковину.
– Верю, солнце. А теперь собирайся. Валим отсюда на фиг.
Глава 63
Мэри Кэтрин зашла в церковь. В столь поздний час там никого не было. Церковь освещалась только уличным фонарем, чей свет лился сквозь витражное стекло, и несколькими свечками – их зажгли те, кто молился за своих близких. Все остальное тонуло во мраке. Мэри Кэтрин опустила пальцы в святую воду и по центральному проходу направилась к алтарю. Перекрестилась и села на скамью, где обычно располагалось семейство Коллинз. Но сейчас их скамья пустовала. Сейчас здесь были только Мэри Кэтрин и Бог.
И младенец.
Мэри Кэтрин прогнала эту мысль. Она почти не помнила, как сюда добралась. Все ее мысли были о том, что первая же полоска окрасилась в розовый цвет. Хотя Мэри Кэтрин знала: беременность исключена. Ей просто неоткуда взяться – и точка. Тест наверняка бракованный. Вот именно. Бракованный тест – это куда вероятнее, чем беременная девственница. Тем не менее она тут же вскрыла следующую упаковку и, подсвечивая себе мобильником, прочла инструкции. Этот производитель сообщал, что беременность подтвердится двумя линиями. Одна линия – не беременна. Мэри Кэтрин снова присела на корточки, пописала на полоску и стала ждать, как заключенный – перед комиссией по условно-досрочному освобождению. Следующие несколько минут показались вечностью. Только бы одна линия. Только бы одна заветная линия.
Господи, пожалуйста. Сделай так, чтобы линия была одна.
При виде двух линий у Мэри Кэтрин хлынули слезы. Недолго думая она вскрыла последнюю коробку и пробежала глазами инструкции. В этом варианте знак плюс (+) обозначал беременность. Знак минус (–) – возможность стряхнуть с себя этот кошмар и как ни в чем не бывало вернуться к жизни. Пописав на полоску в третий – Бог любит троицу – и последний раз, она держала тест перед собой и обещала хорошо учиться. Поступить в «Нотр-Дам». Выйти замуж. Сделать карьеру. Родить детей, как все женщины в ее семье из поколения в поколение. Только, пожалуйста, Господи, пусть будет «минус». Она молилась усерднее, чем ее отец за все годы учебы в «Нотр-Даме» и во время всех матчей «Стилерсов» вместе взятых, особенно в те моменты, когда квотербэк делает длинный пас на последних минутах. Что говорят фанаты, если игрок ошибается?
