На счастье адъютанта, Генрих, о котором говорили как о полубоге, все же не умел читать мыслей и потому не знал, что Хосбах выслуживался перед ним больше из страха за свою жизнь, чем из-за арийских идеалов. Он уже давно считал шефа безжалостным человеком, злым духом фюрера и, будь его воля, бежал бы без оглядки, но вездесущие псы Гиммлера отыскали бы его даже на краю света.
Войдя в кабинет, адъютант выдавил улыбку, стараясь не смотреть в глаза-буравчики Генриха, казалось, просвечивавшие насквозь, как рентгеновские лучи. Он вскинул худую руку в традиционном приветствии, и Гиммлер, ответив, сурово кивнул:
— Вам известна обстановка на фронте, Хосбах?
Адъютант порадовался, что изучил все сводки.
— Войска великой Германии подходят к Крыму. Скоро мы будем владеть Черным морем.
— Вы хороший солдат, Хосбах, — отозвался рейхсфюрер, и его круглое лицо приняло гордое, торжественное выражение. — Я хочу, чтобы вы немедленно занялись созданием зондеркоманды, куда бы вошли только наши самые лучшие солдаты. — Продолговатое лицо Хосбаха не изменилось, в голубых глазах не вспыхнул интерес. Он, как настоящий солдат Рейха, стоял по струнке и внимательно слушал своего начальника. — Диверсионная группа должна оказаться в Керчи раньше, чем туда войдут наши войска.
Гиммлер встал и подошел к окну, глядя на серый мокрый асфальт.
Нудный дождь зарядил с утра, но и ему не удалось испортить настроения рейхсфюрера.
— Вы слышали, Хосбах? Раньше, чем наши войска. Поэтому я и подчеркиваю: нам нужны самые лучшие люди.
— Так, господин рейхсфюрер, — наклонил голову Фридрих. — Я понял: самые лучшие люди.
— Они должны захватить Керченский историко-археологический музей. Я надеюсь, что при достаточной расторопности это произойдет не позже, чем через два дня. Вы догадываетесь, для чего мне нужен Керченский музей? — Гиммлер знал, что его подчиненный не столь образован и вряд ли слышал о сокровищах готов, которые по иронии — именно по иронии судьбы — оказались в Советском Союзе.
— Нет, господин рейхсфюрер, — отчеканил Фридрих, не сводя с шефа преданных голубых глаз.
— В этом музее находятся сокровища, принадлежащие Великой Германии, — пояснил Гиммлер, слегка раздражаясь. — Задача зондеркоманды — захватить их как можно скорее. Видите ли, Фридрих, советское командование тоже знает им цену, поэтому, думаю, оно поторопится вывезти их из города. Мы не можем это допустить. Сейчас я приготовлю приказ, в котором буду говорить как и о награждении, если группа выполнит задание, так и о наказании. Если наши люди окажутся в Керчи после того, как сокровища эвакуируют, их ждет самое суровое наказание — расстрел. Да-да, я не оговорился. Эти ценности очень важны для Великой Германии.
— Слушаюсь, господин рейхсфюрер! — Фридрих щелкнул каблуками и вышел из кабинета.
Гиммлер снова снял очки, положил их на стол и потер руки. Он не сомневался, что его приказ будет выполнен. Они завладеют сокровищами. Сокровищами, которые всегда принадлежали им, германцам.
Поглощенный честолюбивыми мечтами, он тихонько рассмеялся и пригладил жидкие темные волосы.
Все его друзья и соратники считали, что Гиммлер обладал магическими знаниями и умел предсказывать будущее, однако они ошибались. Рейхсфюрер был обычным человеком, а вовсе не полубогом и поэтому не знал, что зондеркоманда вовремя попадет в Керчь, но его приказа не выполнит: сокровища будут увезены раньше.
Увезены в неизвестном направлении.
Глава 2
Белогорск, наши дни
Когда зазвонил будильник, противно и настойчиво, как всегда, Виталий Громов хлопнул его подушкой и, протирая заспанные глаза, поднялся и потянулся, кряхтя.
Вдруг, посмотрев на занавески ядовито-зеленого цвета — вот уже много лет он собирался поменять их, да все не хватало времени из-за проклятой работы (ну ничего, теперь точно поменяет), — Виталий ударил кулаком по кровати и расхохотался.
Вчера начальник наконец-то подписал заявление об увольнении, и капитан полиции Виталий Громов, в послужном списке которого значилось три громких раскрытых уголовных дела, отправился в свободное плавание.
Громов улыбнулся, вспомнив, как товарищ полковник сообщил ему, что он не прошел аттестацию.
Оба прекрасно понимали, что это неправда, что на его место метил племянник начальника криминальной полиции, вчерашний студент, которому дядя обещал теплое местечко. И хотя это место вовсе не было теплым — у Громова хватало головной боли, — Виталий знал, как работают некоторые «блатники».
Спору нет, среди них иногда попадались порядочные люди, старавшиеся не оставать от коллег, однако были и наглецы, редко посещавшие работу и державшие пальцы веером.
Кто займет место Громова, Виталия не интересовало. Пусть об этом беспокоится начальство. Он уже решил, чем будет заниматься дальше.
Раз государство не запрещает открывать частные детективные агентства, Громов попытается вклиниться в эту пока не очень заполненную нишу. Молодой человек даже присмотрел офис. Конечно, аренда обойдется ему недешево, но не принимать же посетителей в своей квартире. Собственный офис всегда придает солидность его нанимателю.
Что бы такое внести в дизайн, чтобы было еще солиднее? Виталий запустил руку в густые пшеничные волосы — этакую курчавую шапку, которая всегда трудно поддавалась расчесыванию, — и потянулся за джинсами, небрежно брошенными на стуле, собираясь принять душ и позавтракать, когда смартфон разразился мелодией Бетховена — фрагментом из «Лунной сонаты», так любимой его дядей Вадимом Сергеевичем Воронцовым, готовым слушать ее ежедневно часами.
Круглое розовощекое лицо Громова озарилось лучезарной улыбкой.
Дядя был для него всем, он взял Виталика к себе, когда его родители — военные врачи — погибли в Афганистане. Тогда еще была жива тетя Лиля, его жена, заменившая Громову мать, очень добрая, хлебосольная женщина, напоминавшая казачек: высокая, стройная, с толстой косой, оплетавшей голову. Их дочь, Света, походила на мать как две капли воды, сын Леня пошел в отца: те же льняные волосы, белая кожа, курносый нос, усыпанный мелкими шоколадными веснушками, пухлые губы и зеленые бирюзовые глаза.
Тетя Лиля никогда не подчеркивала разницу между родными детьми и племянником, и двоюродные братья и сестра чувствовали себя родными.
Дядя Вадик несколько раз предлагал Виталику, чтобы тот называл их с Лилей отцом и матерью, и мальчик честно пытался пару раз выговорить сокровенные слова, однако у него ничего не получилось. Большая фотография родителей, молодых и красивых, стоявшая на комоде, мешала это сделать.
Нет, Вадим и Лиля — люди родные, спору нет, но не настоящие папа и мама. Об этом и сказал им Виталик, и Воронцовы поняли, не стали настаивать и ничуть не изменили своего отношения к племяннику. Виталий провел пальцем по большому экрану смартфона:
