Мирра вскоре убедилась, что Павел Николаевич знал, о чем говорил, когда отправлял с ней шофера Степаныча. Мужчина действительно прекрасно ориентировался в сложной обстановке.
Просидев в кустах до темноты, сильно продрогнув от горного ночного холодка, девушка рискнула выйти только тогда, когда услышала тихий окрик Степаныча:
— Пойдем, милая. — Подойдя к машине, он достал из карманов старых серых брюк коробок спичек и, опасливо поглядывая на небо, стал зажигать их, осматривая колеса. — Сволочи, — выругался мужчина, щупая резину. — В бензобак не попали, но колеса пробили.
Мирра вздрогнула:
— Что же делать? Мы не донесем чемодан, он очень тяжелый.
— Никто и не говорит, что мы его понесем. — Степаныч сунул в рот какую-то засохшую былинку и начал ее жевать. — Курить до смерти хочется, а папиросы дома забыл. Знаешь, вот говорят, что курить вредно, а мне папироса думать помогает.
— А без папиросы? — жалобно спросила Мирра, кутаясь в худое пальтишко. — А без нее сможете?
— Хочешь не хочешь, а придется, — усмехнулся Степаныч. — Ну что, девочка, до Безымянной недалече, так что постараемся на таких колесах проехать. Дорогу я помню, не раз там бывал. Фары зажгу при большой необходимости. К утру, если проклятые «мессеры» навсегда нас не остановят, будем в Безымянной. — Женщина захлопала в ладоши, как девчонка, и бросилась на шею пожилому мужчине. Он погладил ее по спине искалеченной рукой: — Только цыц, не визжать. Чую я, идут по нашему следу. Думаешь, летчики, эти асы проклятые, ничего своим не передали? Все передали, черти. Скоро фрицы здесь будут. Нужно трогаться.
Мирра не возражала. Она влезла в кабину, надеясь согреться, но, охлажденная за вечер, кабина, пропахшая бензином, не грела, а, казалось, еще больше холодила лицо и руки, уже посиневшие.
— Поехали, милая. — Степаныч нажал педаль газа, и старая полуторка, поупиравшись, все же сдвинулась с места.
Девушке это показалось настоящим чудом. Она своими глазами видела колеса, спущенные, как чулки, совсем бесполезные для езды. Но волшебник с искалеченной рукой все же привел машину в действие, и они поползли медленно, как улитка, по размытой обильными летними дождями колее, но все же поползли вперед, напором беря каждую кочку, каждый камень.
— Постараюсь с зарей в станицу тебя доставить. — Степаныч не переставал жевать сухую травинку, словно она заменяла ему папиросу. — Ежели не получится, днем снова схорониться придется и грузовик прятать. В лесу много веток ломаных и листьев сухих. Ими машину и засыплем. Засыплем — и не найдут нас проклятые. Поняла?
— Поняла, — кивнула Мирра. — Только, Степаныч, миленький, вы уж постарайтесь до станицы-то пораньше доехать. Если немцы за нами последовали, то у них грузовики получше нашего. Я вообще не понимаю, как такую рухлядь дали под ценный груз.
Покрытое седой щетиной лицо мужчины посуровело, глаза сузились под нависшими бровями.
— Других-то не было, потому и дали. Сам все вижу, девочка, — отозвался он. — И все выжимаю из машины. Давай, грузовичок ты мой хороший, не подведи. — Он вдруг заговорил с машиной, как с ребенком, подбирая ласковые эпитеты, гладя стертую глянцевую баранку, и грузовик, словно услышал его, дернулся и пошел чуть быстрее, казалось, выжимая последние силы, чтобы угодить шоферу. — С машинкой, как и с женой, ласково надо, — назидательно проговорил Степаныч. — На вид железо, а душа тоже имеется. Видала? Не зря говорят — ласковое слово и козе приятно.
— Видала, — весело отозвалась Мирра.
Теперь она верила, что произойдет второе чудо: они доберутся до станицы к раннему утру. Ее уже не пугали фашистские самолеты (они на время оставили их в покое), тряская езда, наоборот, убаюкивала. И косточки не болели, потревоженные ухабами.
Ну, точно чудо. Мелкий летний дождь освежал, утрамбовывал пыль, уже не летевшую в глаза. Грузовик двигался медленно, но верно, покачиваясь, словно корабль.
В пять утра старая разбитая полуторка въехала в Безымянную.
Радостная Мирра с восхищением смотрела на горы, со всех сторон обступившие станицу, покрытые густым лесом, на аккуратные домики, на колхозные поля, слушала журчание речки с желтоватой водой, и на душе становилось спокойнее. Она верила, что им удастся спасти чемодан.
Глава 14
Белогорск, наши дни
Громов проснулся довольно рано, однако Воронцов уже не спал, меряя шагами гостиную.
Приняв душ, Виталий спустился к нему и с жалостью заметил, что лицо дяди еще больше осунулось и побледнело.
Увидев племянника, Вадим Сергеевич пожелал ему доброго утра и добавил:
— Знаешь, дорогой, с каждым днем я все больше и больше ощущаю потерю Леонида. Вчера я уже говорил тебе: «Не дай бог лишиться детей». Это страшно, мой мальчик.
— Я обязательно найду его убийц, — пообещал Громов, смахивая с волнистых волос капли воды и наблюдая за тем, как смуглые руки Гули накрывают на стол.
— Мне кажется, это бесполезно. — Воронцов подошел к окну, глядя, как лучи солнца золотят поверхность бассейна. — Впрочем, не будем сейчас об этом говорить. Я и так волнуюсь. Если анализ покажет, что я отец этой несчастной девочки, мне предстоит нелегкий разговор со Светой. Тебе известен ее максимализм. Она обожала мать и считала нас идеальной парой. А тут выяснится, что я вовсе не был идеальным мужем. — Он наклонился к самому уху племянника: — Стыдно признаться, но я сильно увлекся Мариной, настолько сильно, что несколько раз собирался поехать в Приморск, чтобы продолжить наши отношения. Это была не любовь, но что-то очень на нее похожее, понимаешь?
— Ладно, дядя, — ответил Виталий, садясь за стол. — Давай прекратим неприятные разговоры. Сегодня нам многое предстоит и узнать, и сделать.
— Ты прав. — Вадим Сергеевич придвинул к себе кофе и принялся пить, морщась.
Громов быстро расправился с тостами и, поднявшись, кивнул Воронцову:
— Мне пора. Жди моего звонка.
— Что же ты собираешься делать? — Мужчина встал, провожая детектива.
— Сначала покажу Маше город, где-нибудь пообедаем, потом поедем за анализом, — отозвался Виталий.
Руки дяди тряслись, и он никак не мог унять дрожь.
— Я жду звонка, мой мальчик, — выдавил бедняга. — Очень жду, слышишь?
Виталий это понимал. Он не признался Вадиму Сергеевичу в одном: перво-наперво детектив решил наведаться в онкодиспансер и попытаться напасть на след таинственной блондинки, которая была с Леонидом в последние часы его жизни, и лишь потом ехать к себе домой и накормить Машу завтраком. Он почему-то не сомневался, что девушка не сможет пожарить яичницу и поленится порезать колбасу и сыр для бутербродов и поставить чайник.
