— Вы брюнетка, — улыбнулся Виталий.
— Я недавно ею стала. — Девушка тоже улыбнулась, но на этот раз как-то невесело. — Не поверите, по жизни я блондинка. А сейчас… — ловким движением она сорвала парик, обнажив лысую, как яйцо, голову. — А сейчас я скорее марсианка. Мама зовет меня Аэлитой, хотя я читала этот роман и знаю, что она была неземной красавицей. — Лена провела по голове рукой. — После «химии» они стали вылезать клочьями, и я решила побриться наголо. Может быть, для следствия важно, когда я это сделала? Две недели назад.
Виталий отметил про себя, что Зайцева подтвердила свое алиби.
Леонид рассказывал, что познакомился с барышней совсем недавно, на сегодняшний день выходило — дней десять назад. Да и если включить логическое мышление, Лена не могла быть его пассией. Если его брат что-то недоговорил, что-то перепутал — в данном случае это не имело значения. Он не стал бы знакомиться с девушкой, у которой клочьями лезли волосы. Леонид был до ужаса брезглив и, узнав о диагнозе новой возлюбленной, тотчас бросил бы ее.
— Вы мне очень помогли. — Громов немного подержал руку в своей. — Желаю вам скорого выздоровления.
— Ну, на скорое рассчитывать не придется, — Зайцева лукаво подмигнула, поражая своим оптимизмом. — Однако врачи обнадежили. Улучшения налицо. — Она хотела скрыться за дверью, но вдруг обернулась: — Знаете что? Давайте я попробую вам помочь. Возможно, я кого-нибудь да знаю из вашего списка. Мы встречаемся на процедурах, в очередях к врачу и разговариваем о жизни. У нас тоже существует нечто вроде братства, мы всегда придем друг другу на помощь. И это не пустые слова. Нас объединила сама жизнь, пометив неизлечимой болезнью.
Громов не думал с ней спорить. Как ни странно, он уже слышал подобные слова от тяжелобольных людей. Да, когда ты сознаешь, что не один в этом жестоком мире, тебе легче. Это спасает от отчаяния и ненависти к остальным — здоровым — людям.
— Буду премного вам признателен, если поможете, — он протянул ей список.
Лена стала водить по нему тоненьким пальчиком без маникюра.
— Вот эту девушку я знаю, и вот эту, и эту. — Громов подал ей ручку, и Зайцева ставила галочки перед фамилиями. — Я помечу только тех, кто стопроцентно вам не подходит. Вот эти девушки — натуральные брюнетки. Эта рыжая. И эта. Так, считаем, сколько у нас осталось? Видите, пять человек. Из них три блондинки, не знаю, крашеные или натуральные, скорее натуральные, потому что ходят на процедуры, а в такой период обычно не красятся. А двух я никогда не видела. Вот, держите. Рада была вам помочь.
— Да, вы сократили список почти втрое, — обрадовался детектив. — Спасибо за отзывчивость. И еще раз повторяю: выздоравливайте скорее.
— Обещаю, — она кокетливо хихикнула и закрыла дверь.
Улыбаясь, Виталий снова перепрыгнул через ступеньки и, сев в машину, еще раз просмотрел список.
Вторая девушка, посещение которой он наметил, не оказалась вычеркнутой, и он, проехав квартал, притормозил возле такой же хрущевки.
Алла Мамонтова жила на втором этаже, звонок возле входной двери отсутствовал, и Виталию пришлось трижды постучать, прежде чем он услышал за дверью торопливые шаги.
Детектив ожидал, что ему откроет такая же молодая девушка, как Лена Зайцева, но на пороге возникла женщина неопределенного возраста (ей могло быть и сорок, и шестьдесят) с темным морщинистым лицом. В уголках покрасневших глаз прятались слезы.
— Вы к кому? — безучастно спросила она низким голосом.
— Я, собственно, к Алле Мамонтовой, — пояснил он, испытывая неловкость.
Женщина всхлипнула:
— Аллочка вот уже две недели не встает. — Она хрустнула нервными пальцами. — Моя дочь умирает, а я ничего не могу сделать. Понимаете? Ничего. Это так больно, так ужасно.
Лицо Виталия выразило растерянность.
— Но в больнице мне сказали, что совсем недавно она была на процедурах, — выдавил он.
Бедная мама развела руками:
— Там что-то напутали. К нам медсестра ходит, уколы делает. Только все это бесполезно, мне врач сказал. Аллочке осталась от силы неделя. Слава богу, что она все время в наркотическом сне. Мне говорили, смерть во сне — она легкая. Моя девочка не будет мучиться. — Достав синий платок, она смахнула слезу, покатившуюся по самой глубокой морщине, как по колее. — А зачем вам понадобилась Аллочка? Вы ее знакомый?
— Да, однажды нас познакомил ее друг, — Громов не умел лгать и знал об этом. Его матовые щеки сразу становились пунцовыми, однако несчастная мать этого не заметила.
— Вас, наверное, познакомил Миша? — спросила она. — На даче, правда? Миша так любил Аллочку, хотел на ней жениться, пока не узнал о диагнозе… — Ее голос сорвался, однако женщина постаралась взять себя в руки. — Вы не думайте о нем плохо. Полгода он помогал ей бороться с болезнью. Ну, а потом… — Она недоговорила и, закрыв лицо руками, зарыдала громко и отчаянно.
Виталий представил, что случилось потом. Миша узнал, что болезнь Аллы неизлечима, и покинул свою девушку и ее бедную мать в самый тяжелый для них момент, хотя мог бы обеспечить Аллочке достойный уход из жизни. Но не захотел — и это его право.
Кто-то когда-то сказал Виталию, что в этой жизни никто никому не обязан. И все же это страшные слова.
Интересно, тот, кто этим словам верит, действительно не нуждается хотя бы в простом человеческом сочувствии?
Поцеловав руку несчастной матери, детектив поспешил уйти. Он очень хорошо понимал чувства женщины — недавно подобное пришлось переживать его дяде. Со следующими девушками списка Виталию тоже не повезло. Две оказались натуральными брюнетками, а третья вот уже два месяца лечилась в Германии и не могла приехать в Белогорск даже при большом желании.
Из квартиры последней больной Громов вышел опустошенный и уставший. Разговоры с самими онкобольными и их родителями не только не доставляли удовольствия, но и погружали в атмосферу печали, отчаяния, и это било по нервам.
Устало опустившись на водительское сиденье, детектив тяжело вздохнул и посмотрел на часы.
Черт! Мария, наверное, уже встала и пытается приготовить нечто вроде завтрака, уничтожая (в прямом смысле этого слова) запас свежих продуктов.
Нажав педаль газа, он рванул, стараясь обходить встречные машины.
Мысль о голодной Марии забивала другая, не менее важная. Сегодня он ни на шаг не продвинулся в поисках убийцы своего брата. Да, волос принадлежал некой блондинке, лечившейся от рака, однако сама блондинка почему-то не состояла на учете в местном онкодиспансере.
Причина могла быть одна: девушка не являлась жительницей Белогорска, и это не радовало. Одно дело — прошерстить родной город с населением в двести пятьдесят человек, другое — искать ее по стране. То, другое, естественно, было невозможно, и Виталий подумал, что сегодня оборвалась и без того хрупкая нить, связывавшая его с покойным братом, пусть даже обещанием отыскать его убийцу.
