— Скорее бы. Спина болит от этой проклятой езды.
Глава 20
Белогорск, наши дни
Разговор за столом тек мирно, будто равнинная река.
Девушки обменивались дежурными фразами о погоде, о Приморске, в котором Света бывала не раз со своими приятелями, о блюдах, приготовленных Гулей.
— Я слышала о вашей домработнице, — Маша с наслаждением кушала «оливье», — но даже не предполагала, что она настоящая кулинарка. — Дядя сиял, как начищенный самовар.
Когда Виталий, взглянув на часы, стал собираться, Маша тоже поднялась.
— Ты куда? — спросил Вадим Сергеевич испуганно и побледнел.
— Свете нужно привыкнуть к мысли, что у нее появилась сестра, — пояснила девушка. — Мне лучше переночевать у Виталия, тем более обстановка его квартиры для меня уже привычна.
Вадим Сергеевич замахал руками:
— Нет, нет, ничего не хочу слышать! Ты останешься у нас. Смотри, сколько места! На первом этаже давно пустует комната. Теперь я понимаю, почему мы не могли придумать ей назначение. Она дожидалась тебя.
Маша вопросительно взглянула на Свету, и сестра пожала плечами:
— Да, оставайся. Так будет правильно. Правильно жить с отцом, а не с двоюродным братом.
Маша недолго колебалась:
— Уговорили. Надеюсь, Виталий не против.
— Я — за, — расхохотался детектив, — но не потому, что ты мне надоела (про себя он подумал, что выдержал бы эту распущенную девицу еще пару деньков, не более). — Вам нужно пообщаться, а мы с тобой уже наговорились.
— Отлично, — Маша опустилась на стул. — Тогда я наконец попробую пирожные.
— Конечно. — Воронцов вскочил, чтобы проводить племянника, и в холле крепко обнял его: — Ты сам не представляешь, какую работу провернул. Не знаю, как тебя благодарить.
— Дядя, ты сделал для меня гораздо больше — заменили отца, — ответил Громов. — Ни о какой благодарности я не желаю и слышать.
Они вышли во двор, и Воронцов с удовольствием вдохнул полной грудью.
— Скоро лето, — мечтательно проговорил он. — Надеюсь, девчонки подружатся, и мы все вместе куда-нибудь слетаем. Только вот, — его голос сорвался, — проведем… — Вадим Сергеевич собирался сказать о поминках.
— Давайте съездим на кладбище, — предложил детектив.
Дядя не возражал.
— Ну, до свидания. Утром позвоню, расскажу, как все прошло.
Попрощавшись с дядей, Виталий взял курс на больницу. Одна мысль о том, что ему придется видеть Колю в бинтах и гипсе, возможно, балансирующего на грани жизни и смерти, не прибавляла настроения.
Оставив «Фольскваген» на стоянке, он с дрожью переступил порог травматологии. Дежурная медсестра, пожилая степенная дама, подсиненные волосы которой выбивались из-под белой высокой шапочки, остановила его окриком:
— Вы куда?
— Я хотел узнать о состоянии моего друга, Николая Вяликова, — пробормотал Виталий, немного оробев от ее ефрейторского голоса. — И, если он не в реанимации, повидаться с ним.
Ее лицо запылало праведным гневом:
— Разве вы не осведомлены о часах для посещения?
Не надеясь на успех, Громов сунул ей под нос — довольно длинный, слегка загнутый на кончике — лицензию детектива:
— Видите ли, я его друг из полиции. Если он пришел в себя, мне необходимо задать ему хотя бы парочку вопросов.
Ему повезло, что дама была законопослушной. Слово «полиция» действовало на нее магически.
— Сегодня уже приходили из вашей организации. — Голос снизился, по крайней мере, тона на два. — Но к нему еще не пускали. Вы счастливчик, он недавно пришел в себя, и его перевели в отдельную палату. Сейчас я позову его лечащего врача. Он проводит вас к Вяликову.
Виталий пожалел, что дама не имеет права сделать это сама, и в ожидании врача переминался с ноги на ногу. Что, если доктор окажется дотошный и разглядит, что в руках Громова не полицейское удостоверение? Но, как говорится, если сегодня повезло в одном, обязательно повезет и в другом.
Усталый врач, примерно такого же возраста, как и медсестра, высокий, седоволосый, с удивительно прямой осанкой, провел его в просторную палату, предупредив:
— Пару минут.
Виталий открыл дверь и, набрав в грудь воздуха, вошел.
В палате лежал всего один человек, и детектив не сразу узнал в нем друга. Коля напоминал мумию, туго спеленатую бинтами. Большие, чуть выпуклые глаза, всегда светившиеся добротой, были прикрыты веками, искусанные в кровь губы выделялись на белом фоне, контрастируя с белыми бинтами, простынями и стенами.
— Коля! — Виталий присел на краешек кровати, боясь причинить ему боль. — Коля, ты меня слышишь?
Веки чуть дрогнули.
— Виталя, это ты? — послышался тихий голос.
— Слава богу, ты жив, жив! — Если бы у Громова была возможность, он бы заключил его в объятия. — Коля, я до сих пор не могу поверить…
— Я тоже. — Каждое слово давалось Вяликову с трудом, однако он продолжал говорить, словно боясь не успеть сообщить самое важное: — Единственное, о чем я хочу сказать, — это не был несчастный случай. Меня пытались убить.
Детектив побледнел и с хрустом сжал пальцы:
— Ты так считаешь? Но почему, за что?
Коля сглотнул:
— Не знаю, просто не представляю. Ты знаешь, что иногда мне угрожали и просили подменить результаты экспертизы. Каюсь, грешен, я делал это, но не за деньги… У меня двое детей и прекрасная жена, и я боялся потерять их. Вот уж год никто меня ни о чем не просил — разве что начальник насчет твоего брата Леонида. Но я все сделал, и это происшествие не казалось мне из ряда вон выходящим. Меня не за что было убивать.
На лбу Виталия собрались морщины, сразу состарив его.
— Как все произошло? — спросил он и покосился на дверь.
Врач должен был прийти с минуты на минуту, даже секунду.
— Машина вынырнула откуда ни возьмись, — простонал Коля. — До сих пор не понимаю, как я остался в живых. У водителя не было такой задачи — уверяю тебя.
— А если тебя с кем-то перепутали? — предположил Громов и потрогал вспотевший нос.
Искусанные губы сложились в ироническую улыбку.
— В нашем отделе больше нет такого же толстого, — проговорил он. — Нет, Виталя, за годы работы в полиции я тоже кое-чему научился. Убить хотели меня, а за что — это выяснят мои коллеги.
— Я тоже займусь твоим делом, — пообещал детектив. — Ты никогда ни в чем не отказывал мне, и я хочу помочь тебе. Клянусь, твои обидчики будут наказаны.
Коля шевельнулся, наверное, пытался вынуть руку из-под одеяла, но вскрикнул от боли, и в дверь вбежал врач.
