— Не против. — Громов подхватил сумки. — Зайдем в дом. Если мы собираемся здесь ночевать, нам нужно сделать хотя бы влажную уборку, или мы задохнемся от пыли.
— Идет! — Девушка шутливо засучила рукава батника. — Где у деда ведро и швабра?
— Только учти, что дед носил воду из колодца, который в двухстах метрах от его дома, — усмехнулся Виталий.
Но сестру это не испугало.
— Если он в таком возрасте со всем справлялся, то нам сам бог велел! — хихикнула она. — Виталя, все в кладовке. — Наверное, женское чутье подсказало ей, где лежит метла, швабра и ведро. — Пойдем к колодцу. Покажешь, где он находится, и на первый раз поможешь донести. Только на первый.
Виталий тяжело вздохнул.
— А еще нам нужно переодеться во что-нибудь рабочее, — предложил он. — Я захватил два комбинезона. — Он открыл сумку и швырнул Светке тот, что поменьше. — Поторопись.
Она не возражала. Переодевшись, ребята принялись за уборку.
Глядя на Светлану, которая яростно скребла пол, вытирала пыль, любуясь заблестевшей поверхностью, Громов удивлялся. Он никогда не говорил дяде, какого мнения о двоюродной сестре, однако всегда считал ее избалованной неженкой, не способной заварить кофе. А тут на тебе! Когда молодые люди помыли окна, дом, словно прозрев после долгой слепоты, повеселел, будто приосанился.
— Мебель мы с тобой поменяем, — решил Виталий. — Занавески тоже купим новые. Дом сделан из добротного дерева, хотя и почерневшего. Я найду фирму, которая обновит фасад. Пусть у нашей семьи будет дача, где каждый сможет отдохнуть от трудов праведных, верно?
Света кивнула. Ее белое личико пересекала черная полоса пыли. Вероятно, девушка смахнула пот тыльной стороной ладони, а она оказалась испачканной. Странно, но полоса ее нисколько не портила, наоборот, придавала какой-то задорный моложавый вид. Она вышла во двор и развесила мокрые тряпки на деревянном заборе.
— Мне кажется, на сегодня хватит этих праведных трудов, — констатировала сестра. — Давай примем душ и попьем чаю.
Виталий не возражал. Летний душ здорово освежил обоих. Вода, нагревшаяся за день, не обжигала, а ласкала утомленные тела.
Когда детектив вышел из душа, Света уже накрывала на крошечной веранде, где Сергей Лаврентьевич, по рассказам Вадима Сергеевича, любил почаевничать. Она красиво разложила блины, нарезала копченое мясо, выделявшееся розовыми ломтиками на белых тарелках с золотой каймой, и ждала, пока закипит самовар, набитый еловыми шишками.
Громов с удовольствием вдохнул аромат смолы.
— Кто тебя научил разжигать такой самовар? — поинтересовался брат, вытирая полотенцем лицо.
Света погрозила ему тонким пальчиком:
— Обижаешь. Уже забыл, как мои и твои родители разжигали его на маленьком озере, на которое мы ездили по выходным. Ну, вспомнил? По берегу озера росли огромные ели. Из шишек мы с тобой строили домики, кораблики и запускали в темную воду. Что касается самовара… Я пристально наблюдала, как мама это делала. Папа говорил, что такой чай — самый полезный.
— Надо же! — Виталий сел на скрипнувшую скамейку и провел рукой по влажному лбу. — А я почти ничего не помню. И чай не помню, и озера, и запаха смолы…
— Для меня было очень важно ездить с родителями на озеро, — продолжала Света, украшая колбасу веточками укропа. — Когда-то цыганка сказала маме, что меня найдут в озере, и она до смерти боялась брать меня в места с водоемами. Ты никогда не обращал внимания, что при ее жизни мы редко ездили на море?
— А ведь точно! — Виталий хлопнул себя по колену и поморщился. — Что-то такое припоминаю. — Он отправил в рот кусочек ветчины и с аппетитом принялся жевать. — Кушать хочется. Живительный воздух развил такой аппетит.
— Да, — отозвалась Света с набитым ртом.
Они быстро опустошили тарелки, не заметив, как стемнело. Света принесла керосиновую лампу, несмотря на то, что в багажнике лежал электрический фонарь.
— В кладовке я отыскала еще и керосин. — Она загадочно улыбнулась. — Правда, так романтичнее? Кроме того, керосин отгоняет комаров, а их здесь, — Света шлепнула по голой руке, — предостаточно.
— Боюсь, керосин всех не разгонит, — сказал Виталий и хлопнул по щеке, размазав мерзкое насекомое. — Пойдем в дом. Окна защищены сетками. Нам повезло, что в комнаты эти твари не проникнут.
— Пойдем. — Света опять стукнула по комару, уже вонзившему узкий хоботок в ее нежную кожу. — Помоги собрать тарелки. — В комнате на первом этаже девушка уютно устроилась на старом диване. — Буду спать на первом, на этом диване, — решила она. — А ты — на втором. Не возражаешь?
— Не возражаю. — Виталий смотрел на дрожавшее пламя лампы, вспоминая Надежду.
Когда-то она попросила его свозить ее за город, в охотничий деревянный домик, где вместо электричества были такие же керосиновые лампы, которые они так и не зажгли. Рыбу молодые тоже не поймали. Они постоянно целовались, а с заходом солнца отправились в дом и занялись любовью. Господи, как это было давно!
— Думаешь о своей девушке? — Света, как всегда, поражала чуткостью. — Знаешь, мне нравилась Надежда. Может быть, ты зря с ней расстался?
— Она заслуживает лучшего. — Громову не хотелось говорить на эту тему. — А твои патлатые друзья? Ты не позвонишь им, не похвастаешься новым жильем?
Она покачала головой:
— Нет. Сейчас я открою тебе одну тайну, о которой не знает даже отец. Однажды в байкерском клубе я выпила текилу и будто сошла с ума. — Даже при слабом свете керосинки он видел, что она сделалась пунцовой. — А потом… потом случилось ужасное. Я переспала с девушкой, Виталя! Самое паршивое, что я все проделывала в сознании и испытывала все ощущения, но ничего не могла предотвратить, да и не хотела. На следующий день ко мне пришла эта девушка, пришла в институт, сказала, что влюбилась в меня без памяти и что любовь между женщинами — это обычное дело. У нас консервативная страна, а в Европе лесбиянки даже в почете. Впрочем, какое это имеет значение, если две девушки любят друг друга? Ее слова показались мне не лишенными смысла, и я отправилась с ней в гостиницу. С тех пор я не интересуюсь мужчинами, Виталя. — Она вздохнула. — У меня есть Тамара, о которой папа не имеет ни малейшего представления, а патлатые байкеры — просто прикрытие. Когда мы приведем в порядок дом, Тамара будет жить со мной. Мне не будет ни скучно, ни страшно, уверяю тебя. Только вот не знаю, как сказать об этом отцу. Он меня не поймет.
Громов заскрипел зубами и хрустнул пальцами, в миллионный раз обругав себя за привычку.
Такого от Светы он не ожидал. Так вот откуда мужская стрижка, мужиковатая одежда, походка как у мужчины? Дружба с байкерами, катание на байке, а не на легкой женской «Тойоте Камри», которую отец подарил ей на восемнадцатилетие.
Вероятно, все чувства отразились на его лице, и Света, заметив это, бросила с обидой:
