Воронцов аккуратно взял его двумя пальцами, бросил брезгливый взгляд на остатки коньяка в бутылке, забрал свою рюмку и, перешагнув через уже бездыханное тело бывшего начальника, поспешил скорее уйти из этой страшной квартиры. «Я стал убийцей, — мысль колола мозг как большой цыганской иглой, бешено колотилось сердце. — Я убил своего начальника. Что же теперь делать?» Он шагал по опустевшей улице, и холодный дождь бил его по лицу, но не освежал, от него становилось еще больнее на душе, словно это был не дождь, а слезы тех, кто погиб из-за них с Курилиным или потерял своих близких. «Курилин был порядочной мразью, — кровь била в виски, стучала в голову. — Если бы я не убил его, он убил бы меня».
Но эти рассуждения не улучшали настроения. «Курилин получил то, что заслуживал, — продолжал убеждать себя Сергей. — И я чуть не подался на его провокацию. Он не оставил бы меня в живых, ему было нужно все — до последней монеты. Я же не возьму ничего, все верну. А начальству скажу: Курилин признался, что хотел присвоить сокровища, и для этого убил партизан и Годлевскую. Может быть, после моих слов они не захотят выносить сор из избы и спишут все на самоубийство».
Это немного его успокоило.
Он решил поехать в Безымянную в ближайший выходной, чтобы забрать драгоценности.
Глава 32
Приморск — Белогорск, наши дни
До Приморска Виталий, неожиданно для себя, домчался за три часа.
В будний день машин было мало, и он, в прошлый раз изучивший окольные дороги, быстро отыскал и улицу Гоголя, и заброшенный дом Марины Собченко, который покупатели так и не начали ремонтировать. Зато бабуля-аборигенша, в том же белом платке, пряча лицо от солнца, копалась в огороде — наверное, как соседка по даче деда, бабка Агафья, сажала огурцы.
Увидев Виталия, она сощурилась, и очки в роговой оправе сползли на крючковатый нос.
— Эгэ, ты, я вижу, проложил к нам дорожку, — усмехнулась она, снова демонстрируя остатки зубов. — Что, не нашел свою кралю? А коли не нашел — все равно нечего было сюда приходить. Больше я о ней ничего не знаю.
Громов пожал плечами:
— Бывает, бабушка, не везет в жизни. Мне так нужна Маша, а она как в воду канула. Значит, больше у вас нет никаких предположений, где Мария может обитать?
Бабуля усмехнулась:
— А на что она мне? Своих внуков хватает.
Громов присел на пень с коричневыми гладкими полосками, видимо, оставшийся от старой вишни. Его окружала густая поросль с ногтевидными листочками, словно склеенными по бокам.
— Она могла выйти замуж, поменять фамилию, перекрасить волосы, — пробормотал Виталий. — И тогда ее не найдешь…
Аборигенша примостилась рядом, на бревне с давней побелкой.
— Да, замуж выскочить могла, девка она видная, — согласилась бабуля. — Таких густых белых волос я никогда не видела. Ну, чисто русалка. Знаешь, когда она из моря выходила, они ее как облепят покрывалом — ну, чисто русалка.
Виталий подскочил как ужаленный.
— Длинные белые волосы?
— Ну да, — кивнула старушка, дивясь его изумлению. — Маринка ими очень гордилась. У нее самой белоснежная грива что надо, как у ее матери, Машкиной бабки. Папашу Машкиного, правда, мельком видела, но тоже видный блондин. От двух красавцев только такая красавица и могла родиться.
Громов достал телефон из узких джинсов и, отыскав в галерее фотографию Маши, сделанную в одном из магазинов, сунул под нос бабуле:
— Это не она?
Старуха поправила очки, свалившиеся почти на верхнюю губу.
— Эта? Да ты с ума сошел! Это какая-то галка чернявая, волосы сосульками висят… Да ей до нашей Маши как до Луны пешком.
— Но вы все же приглядитесь, — настаивал детектив. — Маша могла перекрасить волосы. Не всем нравится всю жизнь быть блондинками.
— Я еще раз повторяю, если ты такой тупой, — пробурчала бабуля, — это не Мария. Я ее с рождения знаю. У этой черты лица как у дворняжки… Ну, неблагородные, что ли. Я сама не особо грамотная, красиво выражаться не умею. Но ты меня поймешь. У Машки лицо тонкое, породистое, будто дворянское. А у этой… По всему — шалава.
— И прежде вы никогда не видели эту девушку? — Виталий не убирал телефон, надеясь, что старушка вспомнит что-нибудь еще.
— Никогда, вот тебе крест! — Аборигенша неистово перекрестилась. — Да Машка с такими и не дружила никогда. Как ты мог подумать, что это дочь нашей Марины?
Она зло взглянула на детектива, словно он страшно провинился не только перед ней, но и перед всей семьей Марины Собченко. Виталий сунул телефон в карман и обхватил руками голову. В детстве он любил собирать пазлы, которые покупал ему отец. Ему нравилось наблюдать, как из маленьких квадратиков и других причудливых фигурок вдруг возникала, словно феникс из пепла, картина с могучим военным кораблем или густым еловым лесом и забавными мишками на стволе поваленной сосны.
Если пазл не складывался, мальчик не плакал, не звал родителей, а упорно искал нужную деталь, пока часть картины не представала перед ним во всей красе. Когда отец, заставая сына уставшим, с красным от напряжения лицом, спрашивал, почему он не позвал на помощь, Виталий неизменно отвечал, что нужная фигурка обязательно найдется, потому что ей некуда деваться, она просто затерялась среди других похожих фигур. Пазл должен сойтись, если что-то не напутали там, на заводе, где упаковывали игру.
Папа улыбался, хвалил его и говорил, что такая настойчивость обязательно пригодится Виталику в будущем.
И она пригодилась. Все преступления, которые ему доводилось расследовать, сразу разлетались на мириады кусочков, и эти кусочки предстояло складывать.
Ему, как в детстве, нравилось это занятие, но судьба распорядилась так, чтобы в полиции этим занимались другие. Но теперь жизнь снова дарила ему возможность сложить пазл. Пазл, от которого зависели многие жизни.
— Спасибо! — Он едва кивнул удивленной старушке, как вихрь, влетел в машину и помчался назад, в Белогорск.
Картина, складывавшаяся в голове, казалась ужасной. Кто-то — в данном случае черноволосая смуглая девушка и ее друзья, — узнал о том, что Марина Собченко родила дочь от Вадима Воронцова, человека довольно состоятельного, и решил назваться ее именем, чтобы войти в семью.
Поступок неизвестной объяснялся очень легко: она и ее дружки захотели получить долю в наследстве богатого человека. Но доля оказывалась не такая и большая, если разделить на всех. Дядя оставил пай в бизнесе даже ему, своему племяннику. И только если…
Громов дрогнул всем телом, машина вильнула, чуть не оказавшись на обочине, но он не остановился и, вытерев холодный пот, продолжал мчаться, не сбавляя скорости.
А мысль, ужасная мысль, волчком крутилась в голове: долю можно увеличить, если по очереди убрать всех наследников. Первым оказался Леонид. Вторым может оказаться… Стоп, почему вторым, а не второй? Легче устранить Светлану. Напугать ее до разрыва сердца… и не нужно никаких наркотиков, они могут вызвать подозрение, как в случае с Леонидом.
