Николай отхлебнул кефир:
— Но, как ты мне сказал во время прошлого посещения, экспертизу все же сделали, и Маша оказалась родной дочерью.
Виталий придвинулся к другу и взял его за обе забинтованные кисти.
— Вот поэтому я и хочу, чтобы ты помог мне найти ответ на мучающий меня вопрос: почему тебя сбили? Маша не могла подкупить все лаборатории города, я выбирал наугад. Однако она и ее криминальные дружки — да, да, не удивляйся, о них я узнал совершенно недавно, подслушав разговор Марии и какого-то высокого мужика, для которого тюрьма — явно не чужой дом, — каким-то образом хотят проникнуть в дом деда и найти какие-то драгоценности. То, что она никакая не дочь Воронцова, я теперь не сомневаюсь. Это подтвердила и соседка любовницы моего дяди, лишь взглянув на фотографию самозванки. Потом мне придется разобраться, где моя настоящая сестра.
Вяликов открыл рот, и тонкая белая струйка потекла на нижнюю губу.
— Драгоценности в доме твоего деда? Слушай, у меня голова пошла кругом. Внебрачная дочь, убийство брата и деда, ДТП со мной, криминальные дружки Марии… Еще и драгоценности… Это какой-то детектив в стиле Агаты Кристи.
Виталий опустил голову, и светлая прядь упала на лоб:
— Получается так. Кстати, я не рассказал тебе о еще одном письме — на этот раз написанном дедом и почему-то не отправленном. Он пытался кого-то убедить, что знать не знает ни о каких драгоценностях. Однако, судя по последним событиям, ему не поверили. Вот такие пирожки, — он покосился на недоеденное лакомство с капустой. — Коля, ты — единственное звено, которое не вписывается в сложенную мной картину. Давай подумаем вместе, почему лже-Мария не хотела, чтобы ты проводил экспертизу.
Вяликов потянулся рукой к голове, чтобы по привычке почесать затылок, но застонал и поморщился от боли:
— Зараза… Когда, черт возьми, я смогу скакать? — Он вздохнул: — Друг, ты задал мне непростой вопрос. Но давай рассуждать логически. Если ты уверен, что Маша не хотела, чтобы я проводил генетическую экспертизу, значит, у меня было или могло быть что-то такое, что могло повлиять на ее результат.
Громов фыркнул:
— Но у тебя было то же самое, что и в другой лаборатории, — два пакетика с генетическим материалом.
— Да, да, верно. — Вяликов напрягся. Глубокая колея прорезала его лоб, украшенный синяками и ссадинами. — Стоп, кажется, я догадался. Да, у меня была одна вещь, которая не находилась в пакетах. Ты сам-то не помнишь какая?
Виталий хрустнул пальцами, уже не ругая себя за привычку:
— Нет.
— Днями раньше ты принес мне длинный белый волос, — напомнил Николай. — Ну, тот, что отыскал в машине Леонида.
— Но при чем тут этот… — Детектив, подавившись слюной от волнения, оборвал себя на полуслове. — А ведь ты прав, Коля. Кроме этого волоса, другого у нас не было. Но почему этот волос так страшен для нее? Как она может быть с ним связана? Мария — натуральная брюнетка.
— Если все организовала эта, как ты ее называешь, криминальная группировка, — парировал Вяликов, — то волос может принадлежать кому-то из них. Что, если этот кто-то, в данном случае девушка, больная онкологией, уже привлекался и его ДНК имеется в какой-нибудь базе? В общем, даже если все не так, они явно боятся, что мы каким-то образом выйдем на блондинку, и всячески пытаются нам помешать.
Виталий закрыл лицо руками. Он почувствовал, как заболели глаза, наверное, от напряжения и волнения, будто какой-то хулиган швырнул в них песок.
— Что же делать, Коля?
— Ну-ка, постарайся приподнять меня, — попросил Вяликов, но, когда друг лишь потянул его за плечи, охнул и повалился на подушки. — Нужно провести экспертизу, — сказал он, тяжело дыша и морщась от боли. — Возьми волос этой лже-Марии, и мы сделаем новый анализ ДНК. Не знаю, как нам поможет волос блондинки, но чувствую, что обязательно поможет.
— Но тебе трудно встать! — Громов крепко сжал его ладони в знак благодарности. — Я не позволю тебе подниматься раньше времени. Это чревато последствиями. Подумай о своей семье, Коля.
Вяликов продолжал тяжело дышать, вытирая градом катившийся пот.
— Виталя, ты прав. Сегодня мне не встать с постели. Но мой стажер Григорий Епифанцев сделает все не хуже меня. Парень чертовски талантлив, он еще прославится, вот увидишь. Я позвоню ему, и вы договоритесь о встрече. Когда ты сможешь предоставить волос этой чертовки?
— Да минут через десять, — пообещал Громов. — Видишь ли, денек она обитала у меня, пользовалась некоторыми принадлежностями, в том числе и расческой. Я видел, что на ней осталось несколько волосков.
Вяликов вымученно улыбнулся:
— Отлично. Сейчас позвоню ему. Парень живет недалеко от больницы, всего в двух кварталах. Ты заедешь за ним, потом вы отправитесь на квартиру, возьмете расческу — и в лабораторию.
Громов кивнул:
— Да, так будет лучше всего.
— Тогда звоню. — Вяликов еле-еле дотянулся до смартфона и вскоре разговаривал с Григорием, молодым двадцатидвухлетним экспертом, бредившим работой в полиции.
Закончив разговор, он снова устало откинулся на подушки.
— Гриша будет ждать тебя на остановке. Ты сразу его узнаешь — такой высокий и тощий, подстриженный почти под ноль. Парень со своими тараканами в голове, что, впрочем, и свойственно всем талантливым людям.
— Коля, нужно вызвать полицию. — Виталий встал с койки с беспокойным чувством. — Негодяю удалось сбежать, и его дружки давно в курсе, что убийство провалилось. Медсестре и охраннику я не доверяю.
— Не волнуйся, — Вяликов опять набирал что-то на смартфоне. — Я приглашу наших оперов. Ты же знаешь, в полиции мне никто не может отказать — слишком часто обращаются со своими проблемами. — Он произнес всего несколько слов, просьба приехать звучала как приказ, потом положил телефон на стол с видом человека, выполнившего трудное поручение. — Сейчас примчатся Блохин и Майстренко.
Виталий улыбнулся, вспомнив качков-оперативников, против которых не мог устоять ни один преступник. Своими не очень честными и гуманными методами обращения с нарушителями они добивались раскрываемости преступлений, и он сам частенько прибегал к их помощи, когда был уверен в чьей-либо виновности.
— Ну, тогда я за тебя спокоен.
— Я сам за себя спокоен, — хихикнул Николай и прислушался.
Под окном припарковалась машина, и из нее вышли, судя по громким голосам, двое мужчин.
— Узнаю наших, — с улыбкой произнес Громов. — Майстренко орет в любом месте. Его трудно с кем-то спутать.
— Кто тут что сказал про Майстренко? — В палату ввалился здоровенный парень баскетбольного роста, лет тридцати пяти, с короткой стрижкой, с грубым бычьим лицом и кулачищами с голову годовалого теленка.
— Извини, Пашуня, само вырвалось, — покаянно отозвался Виталий.
