Особым вопросом является деятельность политотделов МТС по проведению в советской деревне репрессий. Это направление было определено сталинским руководством и лично вождем в качестве основного. И политотделы МТС еще больше раскрутили маховик репрессий в советской деревне, под каток которого попали десятки тысяч ее жителей.
Внимательное изучение документов политотделов МТС на эту тему, в том числе представленных в книге, на наш взгляд, показывает, что эти репрессии, в отличие от репрессий периода сплошной коллективизации и хлебозаготовок 1930–1932 гг., не привели к углублению существовавшего кризиса колхозного строя и всего сельского хозяйства СССР в целом. Наоборот, их результатом стало «организационно-хозяйственное укрепление колхозов», их медленное движение в сторону выхода из этого кризисного состояния. То есть отстранение от руководящих должностей в колхозах и осуждение огромного числа председателей, бригадиров, завхозов и т. п. наряду с тысячами рядовых колхозников не углубило, а приостановило кризис с точки зрения производственного функционирования колхозов и МТС в 1933–1934 гг.
На наш взгляд, данный парадокс объяснялся следующим образом. При наличии значительного числа так называемых перегибов при осуществлении репрессий политотделами МТС и другими структурами ОГПУ-НКВД в советской деревне в рассматриваемый период все же из колхозов в 1933–1934 гг. действительно был «вычищен» значительный баланс должностных лиц, некомпетентных или даже враждебно настроенных по отношению к колхозному строю. Вместе с ними оттуда были удалены и многие рядовые колхозники и работники МТС, также виновные в некомпетентности, халатности и недобросовестном отношении к труду в колхозах, действия которых, в том числе и осознанные акты «вредительства» и «саботажа», самым негативным образом сказывались на состоянии колхозного производства.
О том, что имеются все основания утверждать о наличии в советской деревне в 1933–1934 гг. «вредителей» и «саботажников», свидетельствуют приведенные в книге факты на эту тему. Разве не ломались трактора от некачественного обслуживания и ремонта конкретных трактористов и механиков МТС, от их пьянства и воровства деталей и т. д.? Разве не бросали в молотилки шапки, металлические предметы конкретные колхозники, не воровали из колхозных амбаров и с колхозных полей хлеб? А сколько приведено фактов в книге о безобразиях и нарушениях законности со стороны представителей руководящего состава колхозов, создававших преступные группы для хищений колхозного хлеба, издевавшихся над колхозниками, халатно и безразлично относившихся к колхозной собственности и своим служебным обязанностям?
Ярлыки «вредителей», «саботажников» и «контрреволюционных антисоветских элементов» лишь по форме объясняли реально и в очень значительных масштабах существовавшие в советской деревне в этот период факты бесхозяйственности, безответственности многих должностных лиц, их халатности и недобросовестного отношения к труду. В полной мере все это относилось и к рядовым колхозникам.
Конечно, подавляющая их масса оказалась заложниками негативных последствий аграрной политики сталинизма в советской деревне, и они не были виноваты в том, что коллективизация и хлебозаготовки подорвали сельское хозяйство страны и обрекли их на голод и страдания. И реакция их на окружавшую тяжелую действительность была понятной и объяснимой. Что оставалось делать колхозникам, если из колхоза подчистую вывозился хлеб, а власть фактически бросала их на произвол судьбы или давала подачку в виде «общественного питания» в поле для тех, кто смог найти силы дойти до полевого стана?
В данном контексте ответственность сталинского руководства и лично Сталина за возникший в сельском хозяйстве страны в 1932–1933 гг. кризис со всеми его негативными проявлениями и последствиями для миллионов сельских тружеников очевидна и не подлежит сомнению.
С другой стороны, если оценить эту ситуацию с точки зрения выработки политики и принятия конкретных мер по ее кардинальному изменению, то, исходя из материалов книги и анализа других исторических источников, широко известных специалистам и общественности, а также принципа историзма, нельзя не признать, что сталинское руководство, создавая в советской деревне чрезвычайные органы управления в виде политотделов МТС и совхозов, избрало верный путь.
Что еще оно могло бы сделать в этой ситуации? Пойти на роспуск колхозов? Это бы еще больше усугубило кризис сельского хозяйства и ввергло страну, теперь уже и городское население, в еще более глубокую бездну и хаос. К сожалению, даже чисто гипотетически уже не было пути назад, в доколхозную советскую деревню. Оставалось трезво оценить ситуацию и имеющиеся возможности, чтобы устранить те проблемы, которые мешали развиваться колхозам и обрекали всю сельскую экономику на стагнацию и гибель. То есть необходимо было укрепить колхозный строй.
Как известно, для этого в 1933 г. были изменены прежние правила хлебозаготовок периода сплошной коллективизации, проходивших «по принципу продразверстки – под метелку». Колхозы получили новый закон о хлебопоставках, в котором твердо фиксировались нормы сдачи хлеба государству и отменялись любые «встречные планы». В голодающую деревню были направлены миллионы пудов зерновых ссуд для спасения трудоспособной части населения, без которой не состоялись бы ни посевная, ни уборочная кампании. Колхозникам разрешили свободно продавать излишки хлеба на рынках после выполнения планов государственной хлебосдачи, выделили им коров и другой скот для личных подворий и т. д.
[504]
Но все эти меры могли дать эффект не сразу, а через какое-то продолжительное время. А посевную кампанию необходимо было организовать в голодающей деревне уже весной 1933 г. Какие могли быть варианты привлечения к труду в колхозах подавляющей массы голодающих и недовольных колхозами колхозников, кроме административно-репрессивного ресурса?
Именно поэтому и были созданы в самых кризисных сельскохозяйственных районах страны политотделы МТС и совхозов. На них была возложена ответственность по «принуждению» колхозников к труду и контроль за осуществлением в советской деревне «новой» аграрной политики Советского государства. Кроме того, с их помощью необходимо было, как можно рациональнее и эффективнее воспользоваться имеющимися в колхозах и МТС материальными ресурсами: рабочим скотом, тракторным парком и т. д. Особенно необходимо было укрепить опорные пункты советского сельского хозяйства – МТС и совхозы.
На наш взгляд, из содержания книги видно, что политотделы МТС, при всех издержках и недостатках в их работе, справились с этой задачей и заложили основу «победы» над кризисом в аграрной экономике СССР в ближайшей перспективе.
Была ли это пиррова победа? На наш взгляд, нет. Советское сельское хозяйство было спасено, утвердившаяся модель аграрной экономики с самой лучшей стороны проявила себя в годы Великой Отечественной войны
[505].
