– Насколько мне известно, это был опасно несчастный человек, – ответила Эмили. – Он вечно в кого-то влюблялся, или ему так казалось. Но стоило ему завоевать чье-то сердце, как он тотчас убегал от предмета своей страсти, как будто не хотел, чтобы женщина узнала его до конца. Он причинил много боли, однако ничуть не раскаивался, потому что продолжал раз за разом делать то же самое. Не убей его эта египтянка, у вас нашлось бы немало поводов для других расследований.
– Опасно несчастный? – задумчиво повторил он ее фразу.
– Обычно так себя ведут, лишь когда человека что-то разъедает изнутри, вам не кажется? – сказала Эмили, даже не повернув головы. – Если мужчина обыкновенный эгоист или же просто жаден, он женится ради денег, титула или красоты. Ловат же своими поступками лишь наживал себе врагов. При этом он был не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Как, впрочем, и любой человек. Наоборот, он был умен, но почему-то вел себя так, что даже глупец понял бы, что до добра это не доведет.
Молча стоя перед картиной, Питт на несколько мгновений задумался. Такая мысль до сих пор не приходила ему в голову. Эмили ждала.
– Вы считаете, ему была свойственна такая глубина ума? – спросил он наконец.
– Вы не просили меня быть логичной, Томас. Вы попросили меня сказать вам, что я думаю про лейтенанта Ловата.
– Вы совершенно правы. Спасибо вам, Эмили. Вы могли бы назвать мне имена этих людей?
– Естественно! – сказала она, приподнимая руку и указывая на какую-то деталь картины, как будто хотела привлечь к ней внимание Питта. Одновременно она продиктовала ему десяток имен. Питт записал их на листок бумаги, вместе с их примерными адресами и примечаниями по поводу излюбленных способов времяпрепровождения – своего рода каталог надежд и унижений, позора и оскорбленных чувств, порой поверхностных, порой глубоких.
Поблагодарив Эмили, Питт покинул галерею.
***
Весь вечер и следующий день Питт тактично наводил справки о людях из списка, который получил от Эмили. Увы, все они в ту роковую ночь были где-то еще, а их обиды были слишком старыми или же, наоборот, слишком болезненными, так что мстить за них Ловату означало навлечь на себя новые страдания. Любой здравый ход мыслей вновь возвращал Питта к Райерсону и Аеше Захари.
Следующий за этим день Питт посвятил изучению пребывания Ловата в Египте – в надежде на то, что это прольет дополнительный свет на его характер и взаимоотношения с другими военными. Или же, кто знает, вдруг всплывет еще какая-то связь с Египтом, которая, в свою очередь, приведет к Аеше Захари и поможет понять, что произошло в Иден-Лодж. Питт поймал себя на том, что ему не терпится обнаружить нечто такое, что подтвердило бы его смутную убежденность в том, что… Аеша застрелила Ловата, а Райерсон был так влюблен в нее, что был готов помочь ей замести следы преступления.
Увы, архивные данные по Ловату не сообщили ничего нового. Как военный он хорошо зарекомендовал себя. Имел подход к людям, знал, как вести себя в обществе.
Его послужной список был безупречен. Ловат с почестями ушел в отставку по причине резко ухудшившегося здоровья, после того, как перенес в Александрии приступ лихорадки. В документах не было даже намека на трусость или попытки уклонения от воинского долга. Это был хороший солдат, которого все любили.
Но был ли это честный отчет или же составитель тщательно отобрал факты, чтобы не навредить его дальнейшей карьере? Питту уже не раз доводилось сталкиваться с молчаливым мнением, что лояльность важнее правды, особенно если речь идет о защите чести мундира.
Узнать, так это или нет, из документов не представлялось возможным, а клерки, с которыми он разговаривал, были не в курсе либо слишком хорошо вышколены, чтобы об этом задумываться. Они лишь смотрели на Питта и разводили руками – мол, ничем не можем помочь.
Складывалось впечатление, что Ловат если и нажил себе врагов, то только в личной жизни. По словам знавших его, это был человек приятной наружности, хотя и не красавец, – хорошо сложенный, с густой шевелюрой и обаятельной улыбкой. Он хорошо танцевал, умел легко и приятно поддержать беседу. Любил музыку, неплохо и с удовольствием пел и знал наизусть слова всех сентиментальных баллад последнего времени.
– Не знаю, что с ним было не так, – со вздохом произнес в тот вечер один немолодой джентльмен и печально покачал головой, сидя в кресле напротив Питта в клубе армии и Королевского флота на Пэлл-Мэлл, потягивая коньяк «Наполеон» и вытянув ноги к каминной решетке, отчего подметки его сапог едва не дымились. – Вокруг столько красивых молодых женщин, любая из которых с радостью стала бы его женой. Но как только дело шло к предложению руки и сердца, как ему тотчас становилось скучно, он разочаровывался или что там с ним было на самом деле… по-моему, он просто трусил. А вскоре вновь брался ухаживать, но уже за другой. – Собеседник Питта в брезгливой гримасе выпятил нижнюю губу. – Кстати, он бывал при этом весьма неразборчив. Как уличный кот, если позволите так выразиться.
Питт чуть дальше отодвинулся от камина. Тот пылал слишком ярко и жарко, нежели в том была необходимость в довольно теплый сентябрьский день. А вот полковник Вудсайд этого, похоже, не замечал, равно как и запаха подгоревших подметок, исходившего от его сапог.
– Вы были знакомы с этой египтянкой… мисс Захари? – спросил Питт, опасаясь в душе, как бы полковник не счел его вопрос оскорбительным для джентльмена.
– Разумеется, нет! – воскликнул Вудсайд. – Но даже если бы и был, то вряд ли бы вам в этом признался. Однако да, я видел ее. Красивое создание, истинная красавица. Не видел ни одной англичанки с такой же грацией. Поразительная плавность движений, словно водоросли в воде… – Он даже поднял руки, как будто хотел продемонстрировать это Питту, однако резко остановился и сердито посмотрел на него. – Вы хотите сказать, что Ловат досаждал ей своими ухаживаниями? Не может быть! Я понятия не имел. Такие вещи публично не делаются!
Питт поспешил сменить направление их беседы.
– Скажите, мистер Ловат был знаком с Райерсоном? – спросил он.
– Понятия не имею. Вряд ли. Проклятье! – Полковник Вудсайд отдернул ноги от каминной решетки, поставил их на пол, тотчас снова поднял и поморщился. Питту стоило немалых усилий сохранить невозмутимое лицо.
– Вряд ли они бывали в одних и тех же домах, – добавил Вудсайд, осторожно скрещивая ноги, чтобы не касаться подметками пола. – Разные поколения, разный статус, деньги, вкусы. Вы все думаете об этой женщине? Полноте! Согласен, красива, но ей такой и положено быть. Ни тот ни другой не собирался на ней жениться. Разумеется, она предпочла Райерсона. – Вудсайд, нахмурив брови, посмотрел на Питта. – Ведь у того было все – состояние, положение в обществе, репутация, светский лоск. А также шарм, до которого Ловату, хоть он и младше, было далеко. И только бог ведает, почему он не женился на ней после того, как была убита его жена… да, нехорошо. А теперь уже поздно. Но, может, он уже присмотрел себе какую-нибудь хорошенькую наследницу. – Вудсайд негромко фыркнул. – Но египтянка явно об этом не ведает. В таких вещах осмотрительность не бывает лишней.
