– Тогда почему она по-прежнему оставалась в Лондоне? – что называется, в лоб спросила Веспасия. Впрочем, был ли у нее выбор, если она задалась целью не только ненадолго утешить, но и помочь?
– Потому что этого хотел я, – ответил Райерсон и, осторожно выбирая слова, как будто боялся, что Веспасия в них усомнится, продолжил: – И мне кажется, она любит меня так же, как и я ее.
К своему собственному удивлению, она ему поверила, по крайней мере в том, что касалось его собственных чувств. В чувствах Аеши она не была столь уверена, но, глядя на сидевшего напротив нее Райерсона, она не могла не видеть его убежденности, его непоколебимой веры и потому довольно легко сумела представить себе молодую женщину, внезапно обнаружившую, что такие барьеры, как возраст, культура и даже религия, куда-то исчезли. Она также была склонна верить, что Райерсон готов на все, даже принять самый суровый приговор, но никогда не выдаст свою возлюбленную. Это был человек абсолютов – причем всегда, сколько она его знала. Время ничуть не смягчило эту его черту. Наоборот, лишь углубило. Он стал мудрее, более зрелым в своих суждениях и поступках, нежели в годы молодости, но в крайней ситуации сердце все равно возьмет верх над разумом. Короче, Райерсон был из породы крестоносцев и мучеников.
Интересно, что Питт обнаружит в Александрии? Вероятно, немногое. В городе, где у него не было знакомых, где говорили на чужом для него языке и молились чужому богу, он не имел ни малейшего представления о том, кто здесь кого знает, кто кому должен, кто кого ненавидит, кто связан между собой отношениями дружбы, денег или веры. Если только эта женщина или же сам Ловат не проявили редкого легкомыслия, что может обнаружить полицейский-иностранец, который сам толком не знает, что ищет? Что тотчас же навело Веспасию на новый вопрос: зачем Наррэуэй отправил его туда? Какова цель пребывания Питта в Александрии? Или так: почему его убрали из Лондона?
Она провела с Райерсоном еще четверть часа, но так и не узнала ничего для себя полезного. Она не стала лгать, предлагая ему моральную поддержку, лишь спросила, нужно ли что-нибудь ему прислать, что облегчило бы ему тяготы тюремного заключения?
– Нет-нет, спасибо, – заверил он ее. – У меня есть все необходимое. Но… я был бы вам крайне благодарен, если бы вы взяли на себя заботу о комфорте Аеши. Чтобы у нее было чистое белье, туалетные принадлежности… Я… то, что другая женщина на ее месте…
– Безусловно, – ответила Веспасия прежде, чем он договорил. – Сомневаюсь, что мне разрешат свидание с ней, но я распоряжусь, чтобы ей доставили то, о чем вы просите. Не знаю, чего бы хотела я, но я выполню вашу просьбу.
– Спасибо вам. – Его лицо исполнилось благодарности. – Я перед вами в неоплатном… – обуреваемый чувствами, он не договорил.
– Полноте! Это такая мелочь, – перебила его Веспасия, вставая из-за стола. – Кажется, охранник уже пришел за мной, – сказала она и посмотрела ему в глаза. Она явно хотела сказать что-то еще, но это нечто так и осталось невысказанным. Веспасия повернулась и вышла.
***
У нее ушел еще один день на то, чтобы навести справки, для чего пришлось тактично напомнить кое-кому о старых долгах, кое-где пустить в ход лесть, кое-где – обаяние, прежде чем она наконец выяснила, где может найти Виктора Наррэуэя и сделать вид, будто случайно наткнулась на него. Кстати, это был прием, на который она получила приглашение, но которое отклонила. Ей было крайне неприятно изобретать повод и теперь самой напрашиваться в гости.
Поскольку ситуация была крайне щекотливой, она решила, что должна выбрать одно из двух: либо прийти туда одетой дорого, но со вкусом, надев нечто консервативное и неброских тонов, или же, наоборот, нечто броское, даже возмутительно безвкусное, чтобы досужие языки смогли перемыть ей косточки у нее за спиной. В первом случае у нее было больше шансов поговорить с Наррэуэем, не привлекая к себе внимания. Увы, что бы она ни надела, не заметить ее невозможно. Поэтому она выбрала второе. Она велела горничной достать из шкафа платье, которое купила когда-то, движимая сиюминутным порывом – насыщенного цвета индиго, из невесомого, как будто парящего шелка. Низкое декольте и узкая талия были расшиты на средневековый манер серебряной нитью и жемчугом.
И вот теперь, стоя перед зеркалом, Веспасия поразилась собственному преображению. Обычно она предпочитала сдержанные, нейтральные тона, атлас и кружева, гармонировавшие с ее сединой и голубыми глазами. Но это платье было просто великолепно: простота кроя моментально приковывала взор, а темный цвет навевал мысли о ночном небе, вечном и таинственном.
Веспасия прибыла на прием с опозданием и, разумеется, произвела фурор. Не в ее привычках было привлекать к себе всеобщее внимание. Впрочем, опоздание вышло случайным, а не намеренным. Просто, не желая приезжать слишком рано, она отвела мало времени на поездку и вдобавок велела кучеру ехать в объезд парка. К сожалению, движение на улице встало якобы по причине того, что у одной из карет отвалилось колесо, в результате чего они прибыли с большим опозданием.
Веспасия вошла в зал одна. Все разговоры моментально стихли. Кое-кто из гостей, особенно мужчины, в упор разглядывали ее. На какой-то миг Веспасия подумала, что, приехав сюда, совершила большую ошибку, или, по крайней мере, ей следовало надеть другое платье. Украшений на ней не было, лишь жемчужные серьги.
Может, она слишком бледна, а темный цвет платья лишь подчеркивает эту бледность? Она поймала на себе взгляд принца Уэльского – его глаза были полны удивленного восхищения. Стоявший с ним рядом мужчина помладше, которого она не знала, прочистил горло, но продолжал в упор смотреть на нее.
Веспасия поздоровалась с хозяином дома и уже через пять минут была представлена принцу. Судя по всему, тот выразил желание поговорить с ней. Вообще-то они знали друг друга давно, но сегодняшний прием был событием официальным, так что все условности соблюдались строго. Прошел целый час, прежде чем Веспасия сумела отыскать Виктора Наррэуэя и побеседовать с ним подальше от посторонних ушей.
– Добрый вечер, Виктор, – поздоровалась с ним Веспасия тоном, подразумевавшим продолжение разговора. Они не были на короткой ноге, однако ей было известно, кто он такой и каким уважением он пользуется в высоких политических кругах, а также его сильные стороны и его слабости. Но это был в высшей степени замкнутый человек, и каков он на самом деле – об этом она могла лишь догадываться. В данный момент он был ей важен по причине Райерсона, и она была готова смотреть ему в рот, тем более что будущее Томаса Питта было всецело в его руках.
– Добрый вечер, леди Веспасия, – ответил он. Легкая улыбка была бессильна скрыть настороженность в его глазах. Наррэуэй был слишком умен, чтобы вообразить, будто она столкнулась с ним исключительно волею случая.
Увы, время было на вес золота. Еще пару минут, и к их разговору присоединится кто-нибудь еще.
– Я вчера проведала Сэвила Райерсона, – сказала она. Наррэуэй даже бровью не повел. – Он вам ничего не расскажет, отчасти потому, что, как мне кажется, ничего не знает. Вряд ли эта женщина ставила своей целью скомпрометировать его, чтобы его место в правительстве занял кто-то другой, более лояльный к идее египетской независимости. Это полная бессмыслица. Такого человека просто нет, и она знает это не хуже, чем мы с вами.
