Эль-Абд уставился в пол.
– Я подошел к окну, но ничего не увидел, и тогда пошел в заднюю часть дома и увидел в кустах – тех, у которых плоские, блестящие листья – какое-то движение. Я подождал несколько минут, но не услышал ни звука. И я решил, что мне нет оснований полагать, будто что-то не так. Наверное, меня просто разбудил стук двери, подумал я.
– И что сделали потом?
Эль-Абд слегка расправил плечи.
– Поскольку моя помощь не требовалась, я снова лег спать. Не знаю, сколько времени прошло, но затем я услышал голоса, и полицейские попросили меня спуститься вниз.
– Они показали вам пистолет?
– Да, сэр.
– И спросили у вас, чей он?
– Да, сэр. И я сказал, что это пистолет мисс Захари. – Он снова посмотрел в пол. – Я тогда не знал, что из него стреляли. Но я чистил и смазывал его и, конечно, хорошо его знаю.
– А зачем мисс Захари пистолет?
– Человек моего положения не задает таких вопросов, сэр.
– То есть вы не знаете?
– Нет, сэр.
– Понятно. Но вы бы точно знали, если бы она стреляла из него, поскольку вы его чистили.
– Нет, сэр, она из него не стреляла.
– Спасибо. И еще. Вы знали Ловата – того, которого убили?
– Я не думаю, что он бывал здесь раньше, – ответил лакей.
Это было не совсем то, о чем спросил его Питт. Он тотчас взял уклончивый ответ на заметку. Было ли это сделано нарочно? Или просто следствие того, что слуга отвечал на не родном ему языке?
– Вы когда-нибудь видели его раньше?
Эль-Абд опустил взгляд.
– Я вообще не видел его, сэр. Как я понял, полиция опознала его по одежде и вещам, найденным у него в карманах.
Значит, они не спрашивали у эль-Абда, видел ли тот Ловата раньше. Это было упущение с их стороны, хотя вряд ли оно что-то сильно меняло. Араб всего лишь лакей мисс Захари. Теперь ему известно, что она обвиняется в убийстве Ловата, и он наверняка станет отрицать любое с ним знакомство.
Питт допил кофе и поднялся.
– Благодарю, – произнес он, заставляя себя проглотить последний приторный глоток липкой жидкости и прополоскать слюной рот.
– Сэр. – Эль-Абд отвесил легкий поклон или скорее кивок.
Питт вышел в заднюю дверь и, проходя мимо констебля Коттера, снова поблагодарил его. Затем прошел вдоль конюшни и, обогнув угол, вышел на Коннат-Сквер. Здесь он поискал взглядом извозчика, чтобы вернуться с докладом к Наррэуэю.
***
– Итак? – Наррэуэй оторвал взгляд от бумаг, изучением которых он был занят. Взгляд его был одновременно взволнованным и хмурым.
– Полиция арестовала женщину, Аешу Захари, но проигнорировала Райерсона, – доложил Питт. – У меня сложилось впечатление, что они ведут расследование спустя рукава, потому что ответы им не нужны.
С этими словами он шагнул ближе и сел в кресло напротив стола своего начальника.
Наррэуэй шумно вздохнул.
– И каковы эти ответы? – негромко и невозмутимо спросил он. Сидя в кресле, он застыл неподвижно, как будто весь превратился в слух и не хотел отвлекать себя даже малейшим движением.
Питт поймал себя на том, что машинально подражает ему; ему было страшно даже закинуть одну ногу на другую.
– То, что Райерсон помогал ей или пытался помочь избавиться от тела, – ответил он.
– Понятно. – Наррэуэй медленно выдохнул, однако поза по-прежнему осталась напряженной. – И из каких же улик вы сделали этот вывод?
– Она худая, изящная женщина, а на тот момент на ней было белое платье, – ответил Питт. – Убитый – выше среднего роста и веса. С тачки и до повозки его несли два служителя морга. Хотя, возможно, они обращались с ним аккуратнее, нежели те, кто пытались избавиться от тела.
Наррэуэй, поджав губы, кивнул.
– Но на ее белом платье не было следов грязи или крови, – продолжал Питт. – Лишь немного земли на уровне колен. По всей видимости, она опустилась на колени на землю, рядом с тем местом, где он лежал.
– Понятно, – сухо произнес Наррэуэй. – А Райерсон?
– Я не спрашивал, – ответил Питт. – Констебль понял, зачем я приехал в дом, равно как и очевидные выводы. Вы хотите, чтобы я вернулся и спросил его? Мне нетрудно это сделать, но тогда…
– Я как-нибудь разберусь с этим сам, Питт! – огрызнулся Наррэуэй. – Нет, я не хочу, чтобы вы это делали… по крайней мере пока. – Его глаза на миг вспыхнули, но затем он вновь устремил взгляд куда-то в пространство. – Давайте не будем торопиться. Посмотрим, что будет дальше.
Питт сидел неподвижно, едва ли не кожей чувствуя царившую в комнате странную недосказанность, как будто где-то на самой границе его восприятия притаились невидимые, но мощные силы. Наррэуэй явно чего-то недоговаривал. Было ли это важно? Или это всего лишь дают о себе знать накопленные за многие годы знания? Вдруг это скорее некое подспудное чувство, нежели ясная мысль?
Наррэуэй тоже молчал. Однако вскоре поднял глаза и заговорил снова.
– Ну что ж, – сказал он, но уже без прежней суровости. – Вы только что рассказали мне, что видели сами и что доложил констебль. Мы постараемся спасти Райерсона от самого себя, если, конечно, сможем. Следующий шаг – прерогатива полиции. Идите домой и позавтракайте. Возможно, вы понадобитесь мне позже.
Питт встал, все так же глядя ему глаза. Наррэуэй ответил ему тем же. В его взгляде не было никаких эмоций, зато присутствовало некое нарочитое безразличие. Питт в этом не сомневался, равно как и в царившем в комнате напряжении, похожем на предгрозовое электричество в душном воздухе.
– Да, сэр, – спокойно ответил он и, чувствуя на себе взгляд Наррэуэя, вышел из кабинета.
Когда он вернулся домой, было уже позднее утро. Дети, Джемайма и Дэниэл, были в школе. Шарлотта и горничная Грейси сидели в кухне. Не успел он открыть дверь, как до него донесся их смех. Он улыбнулся и нагнулся, чтобы снять ботинки. Звуки дома омывали его подобно бальзаму: женские голоса, звон посуды, пронзительный свист чайника. От кухонной плиты в доме было тепло; по коридору разносился запах выстиранного белья, все еще слегка влажного, чисто вымытого пола и свежеиспеченного хлеба.
Из двери кухни вышел рыжий полосатый кот, вальяжно потянулся и, задрав хвост в виде вопросительного знака, потрусил навстречу Питту.
– Привет, Арчи, – ласково произнес Питт, гладя кота. Тот ластился к нему – терся о его ноги и мурлыкал. – Как я понимаю, ты рассчитываешь получить половину моего завтрака? Что ж, тогда пойдем, дружище.
С этими словами он выпрямился и молча зашагал в кухню. Кот увязался следом за ним.
На кухне Шарлотта выкладывала хлеб из формы на полку, чтобы он остыл, а Грейси – маленькая и худенькая, хотя ей уже было хорошо за двадцать – ставила на сервант чистые бело-голубые фарфоровые чашки.
