– То есть остается лишь некий анонимный доносчик, который слышал выстрелы и вызвал полицию, – сделал вывод Питт. – Разумеется, этот некто – он или она – задержался, чтобы посмотреть, что, собственно, случилось, увидел Райерсона и узнал его.
– И он явно видел его не впервые, – уточнил Наррэуэй. – Наверняка ему доводилось его видеть и раньше. – Он нахмурился. Его пальцы по-прежнему застыли на столе. – Но это влечет за собой новые вопросы, начиная с того, зачем ставить в известность египетское посольство, а не газетчиков, которые наверняка заплатили бы ему за такую лакомую информацию.
Питт промолчал. Наррэуэй в упор посмотрел на него.
– Или же самому Райерсону? – продолжил он. – Шантаж обычно приносит неплохие дивиденды, причем длительное время.
– Но заплатил бы Райерсон? – парировал Питт.
По лицу Наррэуэя промелькнуло странное выражение: смесь неуверенности, печали и еще чего-то такого, что явно доставляло ему боль. Впрочем, он поспешил убрать с лица это выражение и сосредоточиться на деталях ответа.
– Лично я в этом сомневаюсь, и вот по какой причине: если мисс Захари предпочла отрицать его присутствие там, приди он в суд, он тотчас бы выставил себя лжецом, потому что полиции известно, что он там был. Его невозможно не узнать.
– Вот как? Боюсь, что я ни разу его не видел. – Питт попытался представить Райерсона, но так и не смог.
– Он крупный мужчина, – спокойно, хотя и с легкой хрипотцой в голосе произнес Наррэуэй. – Выше шести футов ростом, широкоплечий, мускулистый. Густая седая шевелюра, правильные черты лица. В молодости это был хороший спортсмен. – На первый взгляд Наррэуэй хвалил Райерсона, однако говорил как будто через силу, скорее справедливости ради, а не по собственному желанию. Как будто некая внутренняя причина вынуждала его быть объективным.
– Вы с ним знакомы, сэр? – не удержался от вопроса Питт и тотчас пожалел, хотя вопрос этот был необходим. Было в лице Наррэуэя нечто такое, что подсказало ему, что он вторгся на запретную территорию.
– Я знаю всех и каждого, – ответил Наррэуэй. – Это моя работа. И ваша тоже. Мне передали просьбу мистера Гладстона по возможности не упоминать имя мистера Райерсона в связи с этим случаем. Мистер Гладстон не уточнил, как это следует сделать, и, смею предположить, он предпочитает этого не знать.
Питт едва сдерживал гнев. Боже, как же несправедливо! В равной мере ему было неприятно думать о том, что он должен это делать.
– Отлично! – парировал он. – В таком случае мы должны сказать ему, что это невозможно. Он наверняка не располагает необходимой информацией, чтобы спорить с нами.
Наррэуэй даже не улыбнулся. В его глазах отсутствовала даже обычная для него сухая ирония. Похоже, Питт затронул больное место, которое еще не успело затянуться.
– Перед мистером Гладстоном отвечаю я, а не вы, Питт, – произнес он. – И я не готов сказать ему, что мы потерпели неудачу, если только не сумею доказать, что это было невозможно еще до того, как мы приступили к делу. А вы идите и поговорите с Райерсоном. Если нам поручено спасти его, мы не можем работать вслепую. Нам нужна правда, причем вся и немедленно, а не мелкими крохами, как ее обычно раскрывает полиция. Или – да храни нас господь – египетский посланник.
Питт был сбит с толку.
– Но вы только что сказали, что знаете его. Не лучше ли вам поговорить с ним самому? Вы старше меня по чину. Это наверняка произведет на него впечатление.
Наррэуэй поднял глаза и сердито посмотрел на Питта. Его тонкие пальцы побелели от напряжения.
– То, что я старше вас по чину, ему совершенно безразлично. В отличие от вас, кому положено подчиняться мне беспрекословно. Я не выдвигаю идей, Питт, я говорю, что вам делать. И я не обязан объяснять вам, зачем это нужно. Я отчитываюсь перед мистером Гладстоном, как за свой успех, так и за свой провал. Вы отчитываетесь передо мной. – Его голос сорвался на хрип. – Идите и поговорите с Райерсоном. Я хочу знать все о его отношениях с мисс Захари в целом и в ту ночь в частности. Вернетесь сюда, когда у вас будет что рассказать мне, желательно завтра.
– Да, сэр. Но вы, случайно, не знаете, где я могу найти мистера Райерсона в это время суток? Или я должен сам навести справки.
– Нет, вы не будете наводить никаких справок! – рявкнул Наррэуэй и даже вспыхнул. – Вы не скажете никому, а только самому Райерсону, кто вы такой и что вам от него нужно. Начните с его дома на Полтон-Сквер. Если не ошибаюсь, это дом номер семь.
– Да, сэр. Спасибо, – предельно спокойным тоном ответил Питт и, развернувшись на пятках, вышел из кабинета. Поручение начальника было ему неприятно, хотя и не стало сюрпризом. Особенно настораживал тот факт, что, учитывая деликатный характер этого дела и интерес к нему со стороны самого Гладстона, Наррэуэй почему-то не пожелал поговорить с Райерсоном лично. Вопрос о том, что его кто-то узнает, даже не стоял. В этот час на Полтон-Сквер не будет никаких репортеров, а даже если и были бы, Наррэуэй – фигура отнюдь не публичная, чтобы сразу быть узнанным.
Похоже, есть некий фактор, возможно, крайне важный, о котором Наррэуэй умолчал. При этой мысли Питту стало слегка не по себе.
Поймав извозчика, он велел довезти его до Данверс-стрит. Оттуда – рукой подать от Полтон-Сквер. Оставшийся путь он на всякий случай проделает пешком. Как известно, излишняя осторожность не повредит. Перейдя в Особую службу, он выработал в себе эту привычку. И хотя он не любил эту секретность, он понимал: без нее никак.
К тому времени, когда он поднимался по ступенькам дома номер семь, он уже решил, как он поведет себя с тем, кто откроет ему дверь.
– Доброе утро, сэр, – довольно безучастно сказал белокурый лакей в ливрее. – Чем могу вам помочь?
– Доброе утро, – ответил Питт, стоя во весь рост и глядя ему в глаза. – Будьте добры, передайте мистеру Райерсону, что мистер Виктор Наррэуэй передает ему свой привет и сожалеет о том, что не может нанести ему визит лично, и потому прислал меня. Мое имя Томас Питт. – С этими словами он достал визитку, на которой значилось только его имя, и положил ее на серебряный поднос в руках у лакея.
– Разумеется, сэр, – ответил тот, даже не посмотрев на карточку. – Не подождете ли в утренней гостиной, пока я спрошу у мистера Райерсона, сможет ли он принять вас?
Питт с улыбкой принял его предложение. Откровенность лакея явилась для него неожиданностью. Обычно в таких случаях лакей говорил, что, мол, ему неизвестно, дома ли хозяин.
Лакей повел его по великолепному коридору, пышно отделанному на итальянский манер – терракотового цвета стены, прекрасные мраморные и бронзовые бюсты на постаментах, картины, изображающие венецианские каналы, одна из которых весьма смахивала на оригинал кисти Каналетто.
Утренняя зала также была отделана в теплых тонах. Одну стену украшал изумительной работы гобелен, в мельчайших подробностях изображавший сцену охоты; трава на переднем плане пестрела цветами. Было видно, что хозяин дома – человек богатый и со вкусом.
