Внутри ему и впрямь никто не оказал сопротивления: в нашем роду почти не рождалось магов. Да и какое могло быть сопротивление от засидевшейся в гостиной женщины и семилетнего пацана, с радостным криком кинувшегося встретить пришедшего со службы отца?
Они говорили, мой сын умер мгновенно – убийственное заклинание из арсенала темного мага разворотило ему грудную клетку и выжгло все, до чего смогло дотянуться. Второй удар достался жене – услышав шум в холле, она вышла посмотреть, все ли в порядке. И умерла в тот самый миг, когда атакующее заклинание оторвало ей голову.
Некрос после этого недолго задержался в нашем доме. Сыскари опоздали всего на полсвечи. А я… мне не повезло вернуться несколько раньше и на собственной шкуре узнать, каково это – в одночасье потерять все, что тебе было дорого.
Быть может, это и хорошо, что сейчас я не способен вспомнить детали. Из того ужаса, что открылся мне тогда, я сохранил в памяти лишь неподвижно лежащее у стены тело в забрызганном кровью пеньюаре и лицо мертвого сына, которое навсегда врезалось в мою память…
Судорожно вздохнув, я ненадолго вырвался из черного омута и затуманенными глазами уставился на исказившееся лицо Палача. Сейчас я безумно хотел, но не мог выкинуть из головы терзающие его воспоминания. И поневоле вспомнил тот день, когда впервые сам оказался на темной стороне.
Белеющее во тьме газетное пятно – как детское лицо, на котором жутковатой меткой лежит печать Смерти. Сходные мысли. Сходные чувства. Такое же беспросветное отчаяние и глухая боль, которая выворачивает наизнанку. Я слишком хорошо помнил, когда на улице впервые пошел черный снег. И слишком хорошо понимал Мэла, вокруг которого тоже однажды сомкнулись стены бездонного и полного беспросветного отчаяния колодца.
Роберт Искадо чем-то напомнил ему погибшего сына. Светлые волосы, правильные черты лица… сгустившаяся вокруг Тьма… я прекрасно понимал, почему это зрелище сорвало пелену забвения с затуманенного разума Мэла. И лучше кого бы то ни было знал, что одно это воспоминание могло во второй раз свести его с ума.
Месть… вот какой была первая мысль, когда черные стены расступились, а бывший муж и бывший отец снова осознал себя мыслящим существом. Месть тому, кто убил. Месть тому, кто прикрывает убийцу. Но что может сделать простой смертный против мага?
Так. А что это еще за человек? Представиться не пожелал. Лица не открыл, на голове глухая металлическая маска с прорезями для рта и глаз. Хм. О чем он говорит? Того некроса все же поймали? Управление арестовало его и готовится к суду? Человечек предлагает помочь? Говорит, что враг опасен, но его лучше сломать, чем уничтожить?
Его губы растянулись в жестокой улыбке.
Ради мести он согласен на все. На любой эксперимент, если это поможет подобраться к магу.
Ритуал, говорит человечек?
Что ж, пусть будет ритуал.
Много боли, через которую надо пройти добровольно?
Пусть будет боль. Сильнее, чем та, что грызла его изнутри, она все равно не станет.
Он закрыл глаза и спокойно подтвердил согласие на обряд. А потом действительно пришла боль, которую в скором времени сменила молчаливая Тьма…
Лицо служителя неожиданно пошло рябью.
– Вот на чем тебя подловили, – прошептал я, во второй раз вырвавшись из омута памяти. – Месть… как же я тебя понимаю. Но, Мэл… Мэл, остановись! Двести лет прошло с тех пор! И мстить уже никому не надо! Никого из тех, кого ты хотел убить, больше нет в живых! Слышишь?!
Бывший Палач дрогнул и, запрокинув жутковатую голову, начал медленно оседать на землю. Его лапы подогнулись, преобразованное магией тело обмякло. Упершиеся в мое горло секиры чиркнули острием по коже, но своевременно появившийся доспех уберег меня от увечий. Костяные лезвия бессильно соскользнули вниз, упершись кончиками в мерзлую землю. А следом за ними пришлось опуститься и мне, по-прежнему держа голову служителя в своих ладонях.
– Мэл… – снова позвал я, с трудом удерживаясь, чтобы не окунуться в чужие воспоминания. – Эй, посмотри на меня! Помнишь, кто я?
Мутные бельма повернулись, и в меня уперся тяжелый немигающий взгляд.
– Ты – хозяин, – прохрипел бывший Палач.
– Я не хозяин, – с облегчением выдохнул я. – Я – Арт, помнишь? Я – тот, кто удержал тебя от Тьмы.
– Арт-с-с…
Из пасти Палача выстрелил раздвоенный язык.
– Да… теперь помню…
– А ты помнишь, почему меня выбрал?
На лице Мэла стремительно сменилась целая гамма выражений. Более того, мне даже показалось, что вместе с выражением на его голове начали меняться лица. Суровые мужские, искаженные ужасом женские… десятки, сотни масок, которые он хотя бы по разу примерил…
Я отогнал от себя мысль, что только что увидел всех его жертв. Но потом до меня дошло, что это не просто лица – Мэл сейчас с устрашающей скоростью ВСПОМИНАЛ тех, кого убил по чужому приказу. И вероятно, только сейчас до него начало доходить, что же именно тогда произошло.
Его обманули – это было ясно как день. Поймали на поводок чувств и сделали из него бесстрастное чудовище. Да, темным магом он все-таки стал. Совсем ненадолго. В тот самый миг, когда в отчаянии обратился к Тьме и едва не утонул в ней с головой. Потом его, правда, спасли. И, пока новоявленный маг Смерти не успел прийти в себя, вырвали душу, а затем подселили в искусственно созданное тело, которое он вскоре начал воспринимать как собственное.
Об убийце он, разумеется, забыл. Зачем рабу воспоминания? Все, что от него требовалось, это умение убивать да безупречное послушание. И новорожденного Палача обеспечили тем и другим в более чем достаточном количестве.
Единственное, в чем ошиблись его создатели, это в том, что оставили своему творению умение рассуждать и принимать решения. Сохранив способность к оценке, Палач со временем начал анализировать поступки не только жертв, но и хозяев. После этого, как он однажды признался, у него появились вопросы. И когда его бесстрастие, долженствующее служить защитой от Тьмы, дало первую трещину, задумка некросов оказалась обречена на провал. А идеальный убийца превратился в крайне опасную сущность, которая научилась сама отдавать себе приказы.
Более того, именно сейчас, окунувшись в его чувства, я неожиданно понял, что, вырывая чужие души, Палач всегда в той или иной степени касался чужих воспоминаний. Забирал у своих жертв то, чего не было у него самого. То, благодаря чему его в итоге и заметила Тьма. Он забирал у них не только жизнь, но и эмоции. У каждого – по крохотному осколку, из которых годами пытался воссоздать себя прежнего. Но поскольку больше всего в этих эмоциях было боли, страха, ужаса и отвращения, то со временем Палач сошел с ума и превратился в тварь, которую в итоге стал опасаться даже хозяин.
Мысленно ругнувшись, я стиснул голову Мэла пальцами и, требовательно уставившись ему в глаза, вернул на место поводок. Однако на этот раз вместо тонкой связующей нити создал устойчивый мост, который и перебросил к тонущему во Тьме разуму.
