Мы должны были действовать, то есть незаметно исчезнуть и поднять тревогу. Ведь никому не позволено приставать к берегу без разрешения.
Мужчина посмотрел в нашу сторону и увидел нас. Он почти шептал, но слова его четко были слышны в ночном воздухе.
Дорабелла произнесла:
— Жак…
Мужчина услышал. Он шагнул к нам, девушка следовала за ним.
Дорабелла вышла из укрытия:
— Жак, что ты здесь делаешь? Он повернул голову.
— Дорабелла, крошка…
Они стояли лицом друг к другу. Затем, повернувшись к своей попутчице, мужчина сказал:
— Это моя сестра, Симона.
Я знала, кто он такой, так как видела его на рождественском вечере у Джерминов. Именно там он познакомился с Дорабеллой. Он был французским художником, который рисовал корнуоллские берега, и благодаря которому Дорабелла подстроила случай с утоплением и уехала во Францию, оставив мужа и маленького Тристана.
Он повернулся ко мне и протянул руку. Я пожала ее.
— Я так рад вас видеть, — произнес он с акцентом. — Я и не думал, что мы доберемся. Море спокойно, но лодка старая… и путь не короток.
— Почему… почему? — заикаясь, спрашивала Дорабелла.
— И ты спрашиваешь! Мы не можем жить во Франции… пока мы не свободны. Ни Симона, ни я. Это невозможно. Мы лишь двое из многих, которые пытаются добраться сюда. Они идут к морю… берут лодку… рискуют жизнью… но что хорошего жить как рабы, а? Итак, мы спаслись.
— Понимаю. Очень смелый поступок.
Дорабелла изучающе смотрела на Симону — небольшого роста темноволосую девушку, которая казалась романтично красивой среди этой темной ночи. Она дрожала.
— Вам, должно быть, холодно, — сказала я.
— Мы долго пробыли в море, — ответила она. — Это нелегко… этот Ла-Манш. Нет… даже в такую ночь, как эта. Нам холодно, и мы голодны, но мы радуемся, что нам повезло. Мы здесь… как и хотели.
— Мы накормим вас. Идемте в дом. Вы расскажете нам, что происходит за проливом.
— А вы… почему на улице в это время? — спросил Жак.
— На вахте, — ответила Дорабелла. — Смотрим за такими, как вы. Нет, не за вами, конечно. На самом деле за немцами.
— Врагами… вы ожидаете?..
— В любую минуту, — сказала Дорабелла. — Мы дежурим каждую ночь.
— И вы обнаружили нас! Я не ожидал такой скорой встречи с вами. Я планировал пристать к берегу и подождать до утра. А затем уж искать вашего покровительства. Мы должны бороться, чтобы сбросить иго этих извергов, которые захватили нашу страну. Я присоединюсь к генералу де Голлю как можно быстрее, и Симоне там найдется дело.
Я сказала:
— Думаю, что вам следовало бы привязать лодку. Я пойду и сообщу Гордону, что произошло.
— Моя сестра такая практичная, — обратилась к ним Дорабелла.
— Ах да, — отозвался Жак. — Я помню этого Гордона. Хороший управляющий, не так ли? И вы должны сказать ему?
— Да. Он начальник здесь, и мы должны докладывать ему обо всем.
— Конечно, конечно.
Я оставила их и пошла к дому. Мысли путались. Какое стечение обстоятельств! Любовник Дорабеллы бежит из своей страны и приплывает к нашему пляжу! Вероятно, он поступил так, думая, что намного легче будет общаться с теми, кто его уже знал, чем с незнакомыми.
Часть вторая
ДОРАБЕЛЛА
ВСТРЕЧА В ПАРИЖЕ
Не могу описать мои чувства, когда мы с Виолеттой стояли в укрытии и я вдруг услышала голос из прошлого. Жак в Англии! И в такое время! Прошлое, которое, как я надеялась, было навсегда похоронено, настигло меня. Наверное, все, что мы делаем, остается с нами навечно, и этого нельзя избежать.
Я вспоминаю, как Виолетта цитировала что-то вроде этого:
Пишет и пишет рука,
Словно течет река…
И не повернуть ее вспять,
Даже буквы одной не убрать…
Виолетта всегда любила поэзию и часто цитировала стихи. Как правильно сказано. Сколько хлопот у нее было со мной еще в детстве. А последняя история, из которой она помогла мне выйти с наименьшими потерями для моего достоинства.
Война тоже помогла, поскольку с ее началом у людей появились другие заботы, и им было не до неверной жены.
Да, я в самом деле импульсивна и редко обдумываю свои поступки. Я никогда не думала о последствиях, когда выкидывала нечто сумасшедшее. И только потом…
Так было в Германии, когда на каникулах я впервые встретилась с Дермотом. Все было так естественно. Каникулярный роман кончился венчальными колоколами. Совершенно обычная история.
Я радовалась каждой минуте в то время. У Дермота были все характерные черты романтического героя — красивый, презентабельный, наследник большого состояния, и к тому же влюбленный в меня.
К тому времени, когда мы встретились, я уже слегка разочаровалась в отдыхе. Весь этот насыщенный национализм, все это щелканье каблуками, этот «великий» Гитлер, этот новый подъем Германии… в конце концов, все это становилось немного зловещим. Но это было так далеко от нашей жизни. Когда каникулы закончатся, мы уедем домой, и все, что происходит в Германии, не будет иметь никакого значения для нас. Думая так, я ошибалась, как ошибалась во многом.
Затем мы вернулись в Англию и посетили семью Дермота, и все шло гладко, и казалось самым естественным, что мы поженимся и будем счастливо жить до старости. Возможно, я чувствовала некоторые сомнения до помолвки. Странно, как различно ведут себя люди в определенных обстоятельствах.
В Германии Дермот был романтическим героем, спасшим нас, когда мы заблудились в лесу, защитившим нам, когда началась эта безобразная сцена в замке. Да, он был прекрасен в то время.
В Корнуолле он стал казаться менее героическим на фоне родового гнезда Трегарлендов. Он благоговел и трепетал перед этим странных стариком — своим отцом, терялся в тени Гордона Льюита. По правде говоря, было что-то зловещее в атмосфере этого дома. Совсем не так, как я воображала.
Я только потом поняла, что наделала. Такое часто случалось в моей жизни.
Приехала Виолетта, и мне стало лучше. Между нами существует прочная душевная связь. Когда сестры нет рядом, я не чувствую себя спокойно. Она словно часть меня, разумная часть. Никогда не приходило мне в голову, пока я не уехала, как важна она для меня.
Итак, я жила в доме, атмосфера которого давила на меня, с мужем, которого я быстро разлюбила. Но я была очень привязана к маленькому сыну. Хотя я не обладаю глубоким материнским чувством и ребенок никогда не заменит мне мужчину. От мужа я отдалилась не потому, что Дермот стал ко мне невнимательным, — он продолжал любить меня, но не волновал меня больше. Я чувствовала себя неуютно в Трегарленде, море действовало мне на нервы, я хотела уехать. И никому я не могла рассказать об этом, даже Виолетте.
