— Потому что вчера я была понятой, в присутствии которой полицейские зафиксировали смерть Галактионовых. — Отчего-то Соне было совсем его не жалко, хотя жестоким человеком она вовсе не была.
— Они умерли? Борька умер? Его больше нет? Господи, помилуй. Когда это случилось?
— Судя по состоянию их тел, около года назад.
— Что-о-о-о?
— Николай Модестович, у меня есть все основания полагать, что незадолго до того, как их убили, вы были у Галактионовых дома.
— Убили? Да кому был нужен этот старый дурак с его еще более придурковатым сыном? Хотя… Этого не может быть. Боже мой, я об этом не подумал.
— О чем именно вы не подумали? — спросила Соня.
Она совершенно ничего не понимала.
— Неважно. Это совершенно неважно. Господи, если бы я знал, что так выйдет.
— Что выйдет, Николай Модестович?
— Неважно, Сонечка, поверьте, для вас это совершенно неважно. Что же теперь делать-то, боже мой. Ведь она так и лежит там. Или этот человек забрал ее? Боже, почему я тогда недодавил? Ведь все могло получиться.
— Что там лежит? — Соня невольно повысила голос. — Кто тот человек, который это забрал? Вы что-то знаете о смерти Галактионовых, Николай Модестович?
Он дико посмотрел на нее.
— Что? Я? Нет, я ничего не знаю, — забормотал Ровенский, словно в горячке. — Откуда я могу знать, если вы сами мне только что… Боже мой, боже мой, надо же что-то делать, пока полиция не узнала…
Он резко повернулся на каблуках, выхватил с вешалки у входа свою велюровую куртку и выскочил из кабинета, прежде чем Соня успела сказать еще хотя бы слово. Тяжелая дверь захлопнулась с оглушительным стуком.
И что теперь делать? Соня окончательно убедилась в том, что между смертью ее соседей и Николаем Модестовичем есть какая-то связь. Профессор так странно себя вел. Такое чувство, словно он знал, что в доме Галактионовых хранилось что-то ценное. Дорогая вещь, ради хранения которой пришлось поставить двойные бронированные двери. Но почему тогда отец и сын жили так бедно, практически в нищете? Что именно они оберегали от посторонних глаз?
Что бы это ни было, ради этой вещи можно было пойти на двойное убийство. Хотя Соню, к счастью, это совершенно не касается. Она решила выкинуть из головы все тайны, связанные с Галактионовыми, и ей это почти удалось.
Домой она вернулась достаточно рано — не было еще и четырех. Со следующей недели в это время у нее будут начинаться занятия в фирме Феодосия Лаврецкого, но эта среда пока еще свободна, и Соня собиралась провести ее, побаловав себя хотя бы немного. После бессонной ночи и ужасов вчерашнего дня ей нужен был релакс.
Она приняла ванну с душистой пеной, нанесла на тело, лицо, волосы и вообще на все, до чего дотянулась, различные кремы, выпила бутылку красного вина, порезала привезенный Денисом из-за границы кусок сыра с плесенью, который любила и берегла, чтобы растягивать удовольствие на подольше, но сейчас решительно съела весь и завалилась в спальне на кровать, включив шведский детективный сериал. Скандинавские детективы она обожала.
В девять часов вечера Соня уже безмятежно спала, к счастью, без сновидений, поэтому утром четверга чувствовала себя прекрасно выспавшейся.
В университете выяснилось, что профессор Ровенский не пришел на работу, а потому ей придется взять на себя его лекцию. Зав. кафедрой сообщил, что профессор сказался больным. Но, стоя за преподавательской трибуной, Соня нет-нет да и возвращалась мыслями к тому, что именно могло его так взволновать и расстроить.
Несмотря на дополнительную лекцию, она все-таки успела перед курсами сбегать в любимое кафе, уселась за столик у окна, за которым уже робко хозяйничала весна.
Снег под ногами прохожих таял, как масло на бутерброде. Начинал не вовремя стекать то с одного, то с другого бока колдобин. Тротуары в этом году в их городе чистили особенно плохо.
Солнце, неяркое, из показной скромности прятавшееся в вуаль легкого тумана, все-таки уже грело по-настоящему, и сидеть за стеклом было тепло, пожалуй, даже жарко.
Соня блаженно щурилась, подставляя лицо солнечным лучам. Она могла сидеть так бесконечно, но сегодняшний вечер, в отличие от вчерашнего, у нее был занят, поэтому нужно было торопиться.
Она собиралась уже допить кофе и рассчитаться, как неожиданно за ее столик плюхнулись две молодые нимфы. Настя и Аглая, студентки, посещающие ее курсы английского.
Девочки Соне нравились, потому что были серьезными и старательными. Именно к Насте Соня позавчера обращалась за помощью, чтобы заставить полицейских обратить внимание на нехороший запах из соседской квартиры. Точнее, помогла не сама Настя, а ее мама.
Господи, это же всего-навсего позавчера было, а кажется, что целую вечность назад.
— Здравствуйте, Софья Михайловна, — затараторила та, что помладше, Аглая Молчанская. — Мы с Настей правильно вычислили, что вас тут найдем. Поговорить надо.
— Давайте, если недолго. — Соня с радостью ухватилась за возможность выпить еще чашку кофе. — О чем, девочки?
— О ваших соседях, — бухнула Настя, и Соня от неожиданности подпрыгнула на стуле.
— О чем?
— Софья Михайловна, выслушайте меня, пожалуйста. — Девушка говорила тихо, но решительно. — Мне очень важно расследовать, что именно произошло в квартире ваших соседей. Я не могу объяснить вам зачем, это сложно. Скажем так, это для меня вопрос профессиональной чести. Я — будущий юрист, и моя работа будет зависеть от того, смогу я распутать это дело или нет. Поэтому помогите мне, пожалуйста.
— Я? Как именно, Настя?
— Расскажите мне все, что вы знаете об этих людях. Быть может, было что-то странное, предшествовавшее их смерти. Быть может, вы что-то видели или слышали, или заметили в их квартире, когда были там понятой. Я прошу вас, Софья Михайловна.
Она молитвенно сложила руки на груди.
Все понятно, девочка решила поиграть в детектива. Скорее всего хочет что-то доказать своей знаменитой маме. Все-таки экзамен по возрастной психологии Соня в свои студенческие годы сдала на «пять», да и не надо было быть психологом, чтобы понять, в чем тут дело. Так что причины, подвигнувшие Настю на расследование, совершенно понятны, вот только идти у нее на поводу Соня не собиралась. Слишком опасно это было. Убийство — не игрушки.
Настя спросила, заметила ли она что-то странное.
Да это странное можно было черпать большим половником. Двойные бронированные двери в квартире, странный дневник, портрет Ровенского, его невнятные объяснения и следом за этим внезапная болезнь…
Соне ужасно хотелось все это обсудить, но не с Настей же. Впрочем, глядя на насупленное лицо девушки, она понимала, что та не отстанет.
— И как ты собираешься вести свое расследование? — мягко спросила Соня.
