— Феодосий, — в голосе подчиненного Лаврецкий расслышал металл. Его любимый шеф-повар не был размазней, и делали его из крепкого теста, того же, что и самого Лаврецкого, — она — моя сестра, самый дорогой для меня в жизни человек. И я просто хочу, чтобы ты знал, если ты ее обидишь, тебе несдобровать.
Феодосий Лаврецкий не терпел угроз. Да и мало в его жизни было людей, которые осмеливались бы ему угрожать. Еще меньшему числу людей это сходило с рук. Но сейчас он просто посмотрел Денису Менделееву в глаза и коротко ответил:
— Я знаю.
Минут через десять они с Соней уже покидали квартиру, в которой кипела работа. Присланный стекольщик аккуратно резал стекло. Денис и Настя о чем-то шептались, видимо, строя планы на остаток вечера и ночь. От предвкушения своей ночи у Феодосия жар струился по венам.
— Все взяла? — спросил он у Сони, забирая у нее из рук маленький чемоданчик, в который она сложила одежду, вызвавшие у него бурю умиления флакончики и какие-то папки, видимо, для занятий.
— Да, все. На пару дней хватит. А потом я все-таки надеюсь вернуться. Феодосий, я же смогу вернуться в свою квартиру? — Она тревожно заглянула в его глаза. — Меня же не вынудят сбежать из собственного дома.
— Ты сможешь вернуться, — твердо сказал он. — Правда, я надеюсь, что ты не захочешь от меня уезжать. А что касается этого мерзавца, то мы его вычислим. Это я тебе обещаю.
Они попрощались с Денисом и Настей, вышли на лестничную клетку, захлопнули дверь и нос к носу столкнулись с каким-то незнакомым Феодосию пожилым мужчиной. Тот при виде их в прямом смысле слова остолбенел.
— Ой, Владимир Петрович, добрый вечер, — дружелюбно сказала Соня.
— Сонечка, что случилось? — Мужчина ел Феодосия глазами, взгляд у него был сердитым, испытующим.
— У меня в квартире был пожар, Владимир Петрович. Кто-то бросил мне в окно коктейль Молотова.
— Господи, да что ж это за напасть-то такая на наш подъезд? — в сердцах сказал пожилой мужчина, видимо, тот самый сосед, который, как и Соня, был понятым. — Сонечка, ты хорошо себя чувствуешь? Ты куда собралась-то?
— Я пока к другу перееду, Владимир Петрович. Вы, кстати, познакомьтесь. Это Феодосий. А это мой сосед Владимир Петрович, он очень дружил с моими родителями и помог нам с Денькой, когда мы остались одни. Он — очень хороший человек.
Теперь Феодосий смотрел на мужика с большим теплом во взоре, хотя взгляд того оставался напряженным, колючим. Видимо, мужчина переживал за Соню. Так-то правильно, он же не знает, что Феодосий никогда ее не обидит.
— Вы не переживайте, Владимир Петрович, — сказал он. — Я присмотрю за Соней и гарантирую вам, что у нее все будет хорошо. А вы уж тут за квартирой приглядывайте, да и вообще, будьте на чеку. Вы, как я по выправке вижу, отставной военный? Это отлично, потому что времена нынче лихие. Беспокойные.
Соня помахала соседу рукой, и они с Феодосием начали спускаться по лестнице. Практически до самого низа Лаврецкий спиной чувствовал прожигающий его взгляд старого офицера. Что ж, у Сони Менделеевой были защитники, с которыми придется считаться.
Глава восьмая
Жизнь изменилась так быстро, что Соня даже не очень успела осознать, как и в какой момент это произошло. Вот уже четыре дня она ездила на работу не из своей привычной родительской квартиры, а из отдельного дома, стоящего в «Сосновом бору» — элитном, очень тихом и уединенном поселке, находящемся практически в центре города и одновременно как будто в другом мире.
К дому, его звукам, запахам, чуть скрипящим ступенькам на лестнице и одной поющей половице в кухне, она привыкла очень быстро, как и к небывалой тишине за окном, нарушаемой лишь пением птиц по утрам.
Дочка Лаврецкого, десятилетняя Наташа, встретила Соню настороженно, точнее, немного удивленно, до этого ее отец никогда не приводил домой никаких женщин. Соня тоже чувствовала себя чуть неловко, потому что не имела никакого опыта в общении с детьми, но уже к концу воскресенья нашла с девочкой общий язык. Язык был английским.
Наташа ходила в языковую школу, но учеба давалась ей нелегко, а Соня быстро помогла справиться с неподдающимся домашним заданием, да еще объяснила все так понятно, что личико девочки просто сияло.
С Ольгой Савельевной Лаврецкой же отношения и вовсе сложились с первой минуты. Пожилая женщина, как услышала о приключившихся с Соней неприятностях, так сразу же взяла ее под свое крыло. Другими словами, так спокойно, как в этом доме, Соня, пожалуй, не чувствовала себя со времен смерти родителей.
В тот первый вечер они все вместе все-таки посмотрели какой-то фильм, совершенно не запечатлевшийся у Сони в памяти, потому что она еще только примеряла на себя этот дом и привычки его обитателей. А еще поужинали пиццей, заказанной в ресторане Феодосия, а потом пили крепкий, очень вкусный чай с мятой, все, даже Соня, впервые в жизни добровольно отказавшаяся от кофе.
Так незаметно наступила ночь, и случившиеся днем события казались далекими-далекими и от этого совсем нестрашными. Звук разбитого стекла, растекающаяся по полу маслянистая жидкость, пылающая жирным огнем, звук рассекающего воздух полотенца, которым она хлестала по наброшенному на пламя одеялу, отвратительный запах горелого линолеума, разъедающий ноздри, еще всплывали в памяти, но тут же гасли, вытесняемые ароматом пиццы, звуком работающего домашнего кинотеатра, звонким голоском Наташи, ласковой улыбкой Ольги Савельевны, легким поцелуем в висок или ухо, которым то и дело одаривал ее Феодосий.
— А ты где будешь спать? — вдруг спросила ее Наташа. — У меня кровать широкая, так что поместимся, а если хочешь, папа тебе раскладушку принесет, у нас есть в подвале, я знаю.
Ольга Савельевна рассмеялась, а Соня застыла, не зная, что отвечать.
— Ну, уж нет, — пришел ей на помощь Феодосий, — спать она будет в одной кровати со мной. Ты уж, Наташка, извини, но я первый очередь занял. Зато, если ты будешь себя хорошо вести, завтра вечером Соня еще позанимается с тобой английским. Например, сочинение напишете, которое ты еще месяц назад сдать была должна.
— Хорошо, — покладисто согласилась девочка. — А раз Соня будет с тобой спать, значит, она теперь твоя жена? Как раньше мама?
— Ну, пока она не моя жена, но обязательно ею будет, — серьезно сказал Феодосий, а Соня почувствовала, что у нее запылали уши. — А пока Соня — моя невеста. Надеюсь, возражений нет?
— Ура-а-а, у нас будет свадьба. — Девочка запрыгала от радости на одной ножке. — И белое длинное платье я помогу Соне выбирать, и фату. И у папы будет жена, и у нас настоящая семья. Здорово.
От Наташиного энтузиазма Соне отчего-то было грустно. Девочка явно страдала от того, что жила без мамы, только с папой и бабушкой, но при этом не скучала по матери, а была готова заменить ее на постороннюю женщину уже в первый день знакомства.
Вспоминая своих родителей, Соня не верила, что такое вообще возможно.
