Но вскоре мать начала винить себя за то, что уехала из дому. Мол, сыну-то она нужнее. Чуть ли не каждый день звонила Лариска, плакала, говорила, что Витек, сволочь последняя, на развод подал. И уже к своей новой, Катьке, переехал. Мать всплескивала руками, хваталась за сердце и бросалась собирать чемодан.
– Мам, он взрослый человек, сам разберется, – отмахивалась Людмила Никандровна.
– Ой, как он разберется-то? Ты забыла, как он настрадался от Лариски этой? Теперь вот еще одна шалава на его голову.
Людмила Никандровна слушала причитания матери про то, какой Витя хороший, добрый, доверчивый, как он, бедный, намучился с этими бабами, и диву давалась. Ни разу мать не интересовалась, как жилось дочери.
– Мам, за меня ты так не переживала что-то… – сказала Людмила Никандровна, понимая, что эта фраза звучит как давняя детская обида.
– Да что с тобой станется? Ты ж у нас всегда самая умная, – ответила мать, но как-то зло, с презрением, даже с отвращением.
Именно этой эмоции Людмила Никандровна не ожидала и не могла понять. Она все чаще стала замечать эту гримасу на лице матери. Когда она ела яичницу, пожаренную дочерью, когда ложилась в кровать, когда шла в ванную и Людмила Никандровна помогала ей помыться. Отвращение. Родная дочь вызывала у матери это чувство.
* * *
– Наверное, это был тяжелый для вас период, – Людмила Никандровна снова услышала голос Анны.
– Да, очень. Тогда я так не считала, а сейчас не понимаю, как выдержала. Было не просто тяжело, невыносимо. Я знала, что должна делать, но наталкивалась на стену. Нет, мама не отталкивала мои руки, но я чувствовала, что ей неприятны мои прикосновения. Это убивало все. Даже крохи сочувствия. Да, я выполняла долг, не более того. Любви во мне оставалось все меньше. Или ее вовсе не было. Никогда. До того момента, пока не появилась Марьяша. Именно с ней я узнала, что такое настоящие нежность, страсть, радость, боль… Все, что заложено в каждой женщине, правда, в разной дозировке, я почувствовала сполна.
– Наверное, поэтому считается, что бабушки любят внуков больше, чем детей, – у них появляются эмоции, которые они не успели или не смогли пережить, и тут им дается второй шанс.
– Нет, не поэтому. Эмоции действительно переполняют. И захлебнуться от чувств вполне реально. Так что мне просто повезло. Я не захлебнулась, а выплеснула все на Марьяшу.
– А что было дальше? С вашим братом? И его личной жизнью?
– Ничего интересного. Мама продолжала причитать, Лариска звонила и просила повлиять на Витька, а я разрывалась между ними. Настя тогда в первый раз объявила, что не собирается жить с бабушкой, еще более ненормальной, чем мать. Марьяша стала плохо спать по ночам. Мама отказывалась добровольно пить таблетки, Настя не считала нужным помогать, а мы с Марьяшей – я после работы, она из садика – не хотели возвращаться домой и еще долго гуляли по парку.
– Вам, наверное, было страшно?
Людмила Никандровна удивленно посмотрела на Анну. Более точное определение того, что она чувствовала в тот момент, сложно было бы подобрать.
– Да, именно так. Мне было страшно. До жути. Я боялась не справиться, не выдержать.
Она замолчала. Молчала и Анна.
– Вы так ничего и не рассказали о себе, – сказала Людмила Никандровна.
– Ну, по сравнению с вашей историй, мне, можно сказать, и похвастаться нечем, – ответила Анна и начала собираться, за что Людмила Никандровна была ей благодарна. Она чувствовала себя опустошенной. Выжатой даже не как лимон, а как белье, поставленное в стиральной машинке на самый сильный отжим, а потом еще и отправленное в сушку. Видимо, Анна это тоже почувствовала.
А потом Анна пропала почти на две недели. У Людмилы Никандровны появился сложный подросток, который молчал и улыбался. И благодаря этой улыбке Людмила Никандровна часто вспоминала Анну и даже хотела, чтобы та пришла. Можно сказать, врач скучала по своей пациентке, которая оказалась не пациенткой, а собеседницей.
– Нин, привет, я опять насчет Анны, твоей клиентки. Она у тебя не появлялась? – позвонила Людмила Никандровна подруге.
– Нет, а что?
– Ничего. Просто она пропала. Хотя, наверное, даже хорошо… Просто узнать хотела, может, ты ее видела? Все ли в порядке? – Людмила Никандровна сто раз пожалела, что позвонила Нинке. Но та, слава богу, ничего странного не заподозрила.
– Не волнуйся. Если бы что-то случилось, она бы уже давно ко мне прибежала! – расхохоталась подруга. – Не появляется, значит, довольна. Ботокс на месте, филлеры тоже. Кстати, когда ты до меня доедешь?
– Как-нибудь. У меня сейчас парень сложный.
– У тебя всегда кто-то сложный, это отговорки. Давай, бери Марьяшу и приезжай в выходные.
* * *
Анна появилась уже на следующий день. Мама подростка отменила визит, и в его время пришла Анна. Людмилу Никандровну ее появление опять застало врасплох. Да еще и за парнишку она волновалась. С чего вдруг они пропустили прием? До этого ходили, как часы. И в тот момент, когда на пороге появилась Анна, зазвонил мобильный телефон. Звонила мама мальчика: все прекрасно, на препарат сын хорошо реагирует, а сегодня просто решили сходить в кино.
– Я очень рада вас видеть, – честно призналась Людмила Никандровна Анне, – даже волновалась. Вас не было две недели. Или вы нашли другого специалиста?
Последнюю фразу Людмила Никандровна произнесла случайно. И в тот момент, когда ее произносила, почувствовала укол ревности.
– Нет, что вы! Уезжала в командировку. Вернулась и сразу к вам! – с энтузиазмом заверила ее Анна, и Людмила Никандровна ей поверила. Ей хотелось верить. – Я даже помню, на чем мы остановились в прошлый раз! На личной жизни вашего брата и его жене Лариске! Видите? Так что было дальше?
– Вы все еще не хотите поговорить на другие темы? Рассказать, например, про сына, работу?
– Нет, у меня все в порядке. А наши беседы на меня отлично действуют. Видите, в каком я прекрасном настроении. И спать стала лучше. Даже сны снова снятся. Я всегда видела цветные сны, с самого детства. И вот теперь опять чуть ли не кино по ночам смотрю.
– Это, с одной стороны, хороший признак, а с другой – не очень, – рассмеялась Людмила Никандровна.
– О господи, доктор. Давайте уже рассказывайте!
Людмила Никандровна задумалась. Рассказать ведь можно по-разному. Мать считала, что Витька Лариска охмурила. И что гулять она начнет, тоже было понятно. Иначе как шалавой или проституткой свою невестку мать и не называла. А Людмиле Никандровне Лариска нравилась. Звезда поселка, слишком яркая, дерзкая, наглая. И, конечно, красивая. Лариска была при этом очень доброй и отзывчивой. Странно, но мало кто в Лариске видел доброту, в основном замечали фигуру, грудь.
Витек влюбился в Лариску в десятом классе. Впрочем, он был не первым влюбленным и не последним. Но Витек под Ларискиными окнами торжественно проорал, что никому ее не отдаст и она будет с ним. Лариска даже не выглянула.
