А мать невзлюбила домработницу с первого взгляда и мечтала от нее избавиться.
– Нос сует свой куда не следует, – жаловалась она Людмиле Никандровне. – В моем шкафу рылась. И кричит на меня.
– Она не рылась, а пыталась убрать. И она не кричит. У нее голос такой.
– В мои вещи пусть не лезет, – говорила мать и начинала плакать. Она стала плаксивой.
– Что опять стряслось? Почему ты плачешь? – спрашивала Людмила Никандровна.
– Ничего. Живу тут как затворница. Света белого не вижу. Почему ты велела своей Галке меня запирать в комнате?
– Мам, никто тебя не запирает, – отвечала Людмила Никандровна, все еще гоня от себя дурные мысли. В дверях не было замков. И в маминой комнате тоже.
– Неправда. Я вчера пыталась выйти и не смогла. Даже кричала. Не веришь? Я тебе докажу! Она и Марьяшу подговорила меня запирать. Я слышала!
Мать подошла к двери и начала тянуть ручку на себя.
– Вот, убедилась? Они нас заперли! – Мать ликовала.
– Хорошо, я скажу Галине, чтобы больше не закрывала двери, – сказала Людмила Никандровна.
– Галине… – передразнила ее мать. – Галка она. И точно воровка. Сначала притираются, в доверие входят, а потом квартиры обносят подчистую.
– Откуда тебе знать? И у нас брать нечего. Если найдешь что ценное, мне скажи. Я только рада буду. – Людмила Никандровна старалась говорить с матерью как с больным человеком, но у нее плохо получалось. Совсем не получалось. Хотелось поставить мать на место, накричать на нее, заставить извиниться перед домработницей, и… Людмила Никандровна останавливала себя усилием воли.
Двери в комнатах открывались наружу. Мать дергала ручку на себя, даже не пробуя толкнуть дверь. Людмила Никандровна вышла из комнаты, гадая, как уговорить мать пройти обследование. Та панически боялась врачей и твердо была убеждена, что дочь мечтает от нее избавиться, уложив в психушку. С ее-то связями это раз плюнуть. Напишет диагноз – и все. А Галка тоже на ее стороне, все подтвердит, как пить дать. Это мать сообщила Лариске, а та, естественно, позвонила Людмиле Никандровне. Ей-то наплевать, а весь поселок гудит – Милка, мол, мать упекла в дурку. Мать, оказывается, не только Лариске звонила, а всем соседкам.
– Передай всем, что скоро я в дурку лягу из-за нее, – ответила Людмила Никандровна.
– Ага, в это все точно поверят, – рассмеялась Лариска.
Но вдруг мать опять стала вроде бы нормальной и даже старалась вежливо разговаривать с домработницей. Людмила Никандровна боялась предположить, что будет дальше. А дальше, естественно, случился скандал. Оказывается, мать решила вывести тетю Галю на чистую воду и доказать дочери, что та наняла воровку. Мать вытаскивала купюры из кошелька Людмилы Никандровны и подкладывала их под ковер. Два раза в неделю. После ухода тети Гали поднимала ковер и убеждалась, что купюра пропала. Когда сумма «украденного» стала приличной, мать устроила собрание. В присутствии тети Гали мать показала Людмиле Никандровне, куда она клала купюры, которые исчезали аккурат после визита домработницы. Людмила Никандровна подошла к тумбочке и открыла ящик – все купюры лежали там. И сообщила матери, что тетя Галя сразу же, как только нашла деньги под ковром, рассказала об этом.
– Она специально! А ты – гадина! Ты на ее стороне! – кричала мать.
Дальше стало еще хуже. Марьяша спросила у матери, что такое психушка. Настя посоветовала спросить у бабушки, не вникая, почему у ребенка вообще возник подобный вопрос и откуда она знает это слово. Людмила Никандровна никогда дома не произносила ни «психушка», ни «дурка». Она говорила «учреждение», «больница», «клиника». Так что Марьяша спросила у Людмилы Никандровны.
– Откуда ты знаешь это слово?
– От прабабушки, – ответила Марьяша.
Девочка стала свидетельницей разговоров прабабушки с соседками. Та жаловалась, что родная дочь хочет упечь ее в психушку. Соседки качали головами и поджимали губы. С одной стороны, сочувствовали, а с другой – считали, что матери Людмилы Никандровны там самое место. Совсем ненормальная стала. Вроде бы еще не возраст. Но то ходит скандалит с соседями снизу – ей музыка мешает, причем днем. А днем в той квартире вообще никого не бывает. То прибежала к соседке сверху с криком, что она их затапливает. Все проверили, все краны закрыты. А сумасшедшая бабка утверждала, что на потолке на кухне разводы. И вода капает. Когда пришли сантехник и соседка сверху, они увидели, что весь кухонный пол заставлен кастрюлями, тазами и пустыми цветочными горшками.
– Капает ведь! Не видите? – кричала мать Людмилы Никандровны, показывая на идеально сухие потолок и пол.
Вырванные с корнем из горшков цветы валялись тут же, на полу. Марьяша стояла с совком и веником и пыталась смести землю.
Соседки хотели рассказать все Людмиле Никандровне, но не стали вмешиваться. Все-таки она врач, да еще и психиатр, так что наверняка заметила странности и что-то пытается с этим делать. Может, больница и вправду лучшее решение, раз уж все совсем плохо.
Про эти случаи Людмиле Никандровне тоже рассказала Марьяша. А тетя Галя доложила, что бабуля, как домработница всегда называла мать Людмилы Никандровны, начала ходить под себя.
– Пеленки надо купить, – сказала тетя Галя. – Она же день через день то обмочится, то обосрется прямо в кровать. Мне-то что, не на руках стираю, машинка есть, но я же два раза в неделю прихожу, а бабуля на мокром и грязном спит. Или вам перестилать. Делать, что ли, больше нечего? Пеленку-то проще подложить.
– Она только перед вашим приходом так делает, думаю, специально, – ответила Людмила Никандровна.
Тогда она признала проблему для самой себя: мать действительно больна, а не просто как обычно «с придурью». Попытка отвезти ее на обследование закончилась дикой истерикой. Мать кричала, вырывалась, ее невозможно было посадить в такси. Безобразная сцена – платье матери задралось до пояса, она кричала так, что все соседи выбежали на улицу, Марьяша плакала. Людмила Никандровна с помощью тети Гали уговаривала мать сесть в такси, но она кричала, что родная дочь ей сломала руку, пытается со свету сжить, упечь в психушку.
Соседи смотрели с осуждением. Да, бабуля была странноватой, но кто в таком возрасте без странностей? Зачем уж так-то, насильно? Вроде и не всегда она совсем больная – здоровается, собак любит, ребенка всегда конфеткой угостит. Соседи стояли, смотрели, но не вмешивались. Шептались, конечно, сплетничали, как без этого. Мол, Людмила Никандровна, конечно, врач, но все же знают – сапожник без сапог. Вот и дочка у нее с прибабахом, может, в бабку пошла?
– Все, не могу больше, хватит: – Людмила Никандровна отпустила руку матери. Тетя Галя тоже ослабила хватку.
Мать вырвалась и побежала по улице. Кричала, что пусть дочь подавится домом, пусть все отберет! А Галка-воровка с ней в сговоре, естественно. Милка ей наверняка заплатила. Но не на ту нарвались, она так просто не сдастся. Сыну позвонит, он за ней приедет. И сестру в милицию сдаст и за решетку упечет. За то, что над матерью так издевается. Силой в Москву притащила и измором берет. А все потому, что дом ей приглянулся.
