– Чё делать-то? – спросила тетя Галя, глядя, как мать села на скамейку на детской площадке, продолжая кричать, и раскачивалась из стороны в сторону, как неваляшка.
– Не знаю, – ответила Людмила Никандровна. Это было чистой правдой. Такое с ней было всего один раз в жизни. С Настей. Она не знала, что делать с собственной дочерью. А теперь не знала, что делать с матерью. Два профессиональных провала за всю жизнь.
Марьяша подошла к прабабушке, села рядом и просто сидела. Потом взяла чьи-то забытые в песочнице формочки и на лавочке стала делать кулички, украшая их листочками и палочками. Потом начала кормить воображаемыми блюдами прабабушку. Та покорно открывала рот и делала вид, что жует песочный тортик. Марьяша взяла прабабушку за руку и повела домой. Та подчинилась сразу же. Они шли, как ходят прабабушки и правнучки, с той лишь разницей, что внучка вела прабабушку, а не наоборот.
Людмила Никандровна поняла, что сейчас задохнется. Сделала шумный вдох, поперхнулась слюной, закашлялась. Тетя Галя начала бить ее по спине. Людмила Никандровна оглянулась – домработница плакала, не пытаясь вытереть слезы.
– Вот ведь беда, беда, – причитала она тихонько. – Беда, беда.
Они пошли следом, и тетя Галя так и твердила, как метроном: «Беда, беда… беда, беда…» Людмила Никандровна поняла, почему никогда не любила неваляшек. За этот звук, который ложился как раз на короткие слоги. Качок в одну сторону – бедабеда, в другую – бедабеда.
Людмила Никандровна стала подсыпать матери препараты в еду и питье, что считала неправильным – обследования нет, результатов анализов тоже. Даже банальной биохимии крови нет! Давление мать, слава богу, позволяла измерить, но не современным тонометром, который надевается на запястье, а старым способом – обмотать предплечье, накачать грушу и слушать удары в фонендоскоп. Электронный градусник мать тоже отвергла сразу же, как и глюкометр.
– Не доверяю я им, – отвечала она на все уговоры.
Старый тонометр принесла тетя Галя, спасибо ей. Людмила Никандровна подобрала схему лечения.
– Это неправильно, так нельзя делать, – объясняла она тете Гале. – Препараты серьезные, нужен контроль, анализы. Я не знаю, как отреагирует печень, сердце. Я ничего не знаю. У меня нет даже семейного анамнеза!
– Ну пусть срется в кровать, бегает по двору и кричит, что ее убивают. Пусть Марьяшу пугает, – отвечала тетя Галя.
Мать под действием лекарств стала спокойнее, но превратилась в комнатный цветок. Соглашалась есть, пить, ложиться спать, идти в душ, одеваться. Если ей включали телевизор, она его смотрела. Если давали в руку книгу, она ее читала. Она прекратила справлять нужду в кровать. Тетя Галя была только рада.
– Она превращается в растение или в овощ, – делилась с домработницей своими опасениями Людмила Никандровна.
– Ну так, может, ей хорошо? – Тетя Галя не понимала, что беспокоит Людмилу Никандровну. Радоваться вроде должна.
Людмила Никандровна пыталась подобрать адекватную, разумную дозировку, но уменьшение дозы даже на четверть ничем хорошим не заканчивалось. Мать начинала плакать и могла проплакать целый день, не понимая, почему плачет. Или вдруг проявляла активность, решив разобраться в старых альбомах с фотографиями. Иногда ее внезапные приступы энергии и активности выливались на Марьяшу, и прабабушка учила правнучку читать, писать и решать примеры. А Марьяша терпела, хотя все это давно умела делать.
Но активности матери хватало ненадолго. Вещи так и оставались разбросанными по комнате, как и альбомы с перемешанными фотографиями. Марьяша самостоятельно дочитывала положенное или решала до конца примеры, которые задала бабушка. Но только благодаря собственным ответственности и педантизму.
– Нинка, я что-то совсем устала, – призналась подруге Людмила Никандровна, когда заехала к ней в гости – просто посидеть и поговорить. – Ну как тебе удается двигаться?
Людмила Никандровна по-прежнему восхищалась подругой. Той, казалось, не составляло ни малейшего труда съездить на две работы, заехать в супермаркет за продуктами, забрать вещи из химчистки и испечь здоровенный пирог с капустой. И сделать еще миллион дел с неиссякаемым энтузиазмом.
– Я даже говорить уже не могу, – призналась Людмила Никандровна.
– Депрессняк?
– Точно.
– Пить будешь? – Нинка уже наливала вино.
– Даже это уже не помогает.
– Смотря сколько выпить, – рассмеялась Нинка.
– Что мне делать? Не могу. Даже резервное питание закончилось.
– Не говори так. – Нинка вдруг стала серьезной. – Ты же знаешь. Как только решишь, что больше не можешь вытянуть, жизнь тебе такой финт подкинет, что прошлые заботы покажутся ерундой.
– Не каркай, – отмахнулась Людмила Никандровна.
Но Нинка опять оказалась права. Людмила Никандровна сто раз потом вспомнила предупреждение подруги – не жаловаться на усталость. Проблемы вдруг не посыпались, а полились, как вода из прорванной водопроводной трубы. Людмила Никандровна понимала, что надо звать аварийную бригаду, но все еще пыталась удержать воду тряпками. Так бывает в стрессовых ситуациях, в самых банальных и бытовых. Обычная реакция, нормальная – страх, надежда на то, что само как-нибудь рассосется, нежелание признавать очевидное. Проводя аналогию с той же банальной протечкой – ну кто сразу бежит к телефону и звонит в аварийку? Нет, сначала все без исключения бросаются перематывать трубу полотенцем, даже если прорвало горячую воду. Ошпариваются, естественно. Это Людмиле Никандровне рассказал сантехник Петька, который пришел по вызову на подтекающий кран на кухне. Если человеку вдруг становится плохо, редко кто из родственников или находящихся рядом людей сразу звонит в «Скорую». Сначала пытаются привести в чувства подручными средствами. По щекам хлопают, валокордин капают, мокрое полотенце на лоб кладут. Спрашивают: «Что с тобой?», «Все хорошо?». И теряют драгоценное время. Но это нормально. Цинично, равнодушно, быстро и хладнокровно ведут себя только профессионалы-врачи.
– А что с краном-то? – спросил Петька, туда-сюда поворачивая вентиль. – Не сорван, все текет нормально.
– Не знаю. Мама жалуется, что капает, – ответила Людмила Никандровна.
– Сухо, – пожал плечами Петька и посветил фонариком, чтобы Людмила Никандровна могла сама убедиться – никаких подтеков и даже следов воды.
– Да он без денег ничего не сделает. – На кухне появилась мать. – Или без водки. У них всегда все сухо, пока не заплатишь или не нальешь. Жулье.
– Мам, пожалуйста, иди в комнату, отдохни, – предложила Людмила Никандровна.
– А я говорю, капает. Весь день. Уснуть не могу от этого звука. Как по мозгам! – Мать продолжала настаивать. Людмила Никандровна снова попыталась снизить дозировку, поскольку давление у матери скакало – то высокое, то слишком низкое. Вот и результат. Начались слуховые галлюцинации. Или же просто захотелось выпустить пар, как она всегда делала на рынке. Но на рынок Людмила Никандровна мать давно не отпускала.
